Доказательства – как с неба свалились.
Однажды в библиотеке ко мне подошел паренек. Он был единственным из осуждённых, который работал в бухгалтерии. В разговоре незаметно стал жаловаться на начальство. Его, мол, обещали освободить досрочно и «кинули». Рассказал, что сделал десятки копий липовых нарядов, и теперь, хочет насолить начальству, но не знает как.
Мне не оставалось ничего другого, как направить его к тому, кто знал, как насолить. Что я и сделал.
Жалобу, написанную на пятидесяти листах, я отдал сестре на свидании и попросил до моего сигнала в прокуратуру не отсылать.
А на следующий день Алексеев предъявил начальству свой ультиматум. С этого момента радиорупор в колонии не умолкал: «Заключенный Алексеев, явиться к начальнику колонии!», «Заключенный Алексеев, явиться к замполиту». Его вызывали в штаб по пять-десять раз в день. Он оказался в самом центре внимания, десятки глаз следили за каждым его шагом и действием, особенно за тем, с кем он общается.
Когда нам удалось поговорить наедине, он предложил:
– Конечно, я понимаю, ты рискуешь. Я-то знаю, чего добиваюсь, а ты? Пойди к замполиту и пообещай ему постараться узнать, что я написал про него в жалобе. Он наверняка это оценит.
Замполит, внешне и не проявил интереса к моему предложению; но, когда, через несколько дней, пришел к нему с «добытой информацией», выслушал меня с большим вниманием.
Вскоре Алексеева посадили в штрафной изолятор. Замполит же, вызвав меня, сказал, чтобы я снова временно исполнял еще и обязанности заведующего клубом.
Какое-то время я прятал в укромном месте над дверью копию жалобы, затем разорвал ее и выбросил в туалет. На следующий день капитан Пиксин сделал обыск в клубе. Встав на табуретку, он тщательно прощупал то место, где еще вчера была спрятана жалоба.
Все в колонии считали, что у него особое чутье, особый нюх. Представляю, каким бы удовольствием было для него лишний раз подтвердить эту репутацию: найти и положить на стол начальника жалобу, а незадачливого библиотекаря, до выяснения обстоятельств, водворить в штрафной изолятор.
В изолятор он посадил меня лишь однажды – за опоздание на проверку. Случилось это в субботу, когда никого из начальства, кроме него не было.
На дворе стоял холодный уральский март месяц и контролер, видимо, пожалел меня и не снял меховую безрукавку, которую я носил под хлопчатобумажной курткой. Эту безрукавку передал через сестру друг моего детства Рязанчик, и она здорово выручала меня в зимнее время.