Однако оживление за столом нарастало.
– Господа, представьте, – проговорил Рыльский, когда они в очередной раз выпили за здоровье именинника, – вчера в Дорофеевке встретился за вистом со своим однокашником. Он сейчас при штабе. Так вот, он уверял, в Питере большевики уже съели всех собак.
– И что с того? – мрачно откликнулся Шорин.
– Это служит хотя бы каким-то оправданием тому, что мы уже вторую неделю сидим в этой дыре! – воскликнул тот.
– Увольте, подпоручик, нашей с вами заслуги в этом нет, – нахмурился Гриневич. – И вообще, господа, по моему мнению, большевизм – это эпидемия. С ним нужно поступать, как поступали с холерой: оцепить зараженную местность войсками – и пускай они там мрут с голоду.
– Да? – не унимался Рыльский. – Но ведь холеру можно лечить.
– Холеру – можно. Но большевизм, анархизм, как и многое другое, оканчивающееся на «-изм», – Рыльский хихикнул, – не излечивается.
– Но мне кажется, капитан, против него все-таки есть вакцина. Большевизм – это насилие. Следовательно, его нужно лечить так же. Именно насилием. – Рыльский повернулся к Шорину: – А вы как полагаете, поручик?
– Я?..
Размышляя над тем, как ответить, чтобы его поняли, Шорин опустил взгляд на некрашеные, потемневшие от времени доски стола.
– Сколько вам лет, подпоручик? – проговорил он.
– Двадцать четыре.
– А вам, капитан? Вам сейчас сколько?
– Тридцать два.
– А мне сегодняшнего дня – двадцать шесть. Из них четыре года – война.
– Что поделать. Что поделать, – вздохнул Гриневич.
– И сегодня, буквально час назад, я подсчитал. – Шорин посмотрел на него. – Да-да, именно там, в саду, капитан. Я подсчитал, что прожил уже более трети жизни. Отданы лучшие годы. И чему? А конца так и не видно. Мечты, планы – ничего не осуществилось.
– Но послушайте, Шорин! – возвысил голос Гриневич.
– Да что вы, капитан, я не маленький ребенок и не нытик. Я только хочу, чтобы вы поняли. Дело не в большевизме. Большевизм – это следствие или симптом, если хотите. Симптом разложения России, ее исчезновения. А это трагедия. И прежде всего это трагедия нашего поколения, нас с вами, господа. Эта трагедия уже произошла, так какая разница, что там будет с большевизмом, ведь как было раньше, уже не будет!
– Так вы что, – в голосе Рыльского послышалось возмущение, – вы полагаете, что с красными не нужно бороться?