Лейтенант пролежал без движения примерно полчаса. За это время ни разу до его слуха не донеслась протяжная дикая мелодия. Он решил, что волк ушёл на безопасное расстояние, и нужно во что бы то ни стало двигаться вперёд.
И снова пытка – мириады игл кустарников, сдирая едва-едва подсохшие струпья, снимая остатки кожи на руках, впивались в уши, в спину, в ноги… Лейтенант снова глотал солёные слёзы, не в силах остановить их. Он превратился в железный механизм, не чувствующий боли, не знающий усталости – продвижение вперёд, хоть на метр – но только в сторону Дарвешана, это стало его единственной задачей.
Он взбирался ползком на огромные валуны, перегораживающие ущелье, сдирая до мяса ногти. Потом сползал с них с другой стороны, пятясь задом как большой раненый краб. Одежда его превратилась в чёрные лохмотья. Такими же чёрными были руки и лицо – пыль толстым слоем налипла на ободранную кожу. Наконец, вдруг разом обессилев, он остановился. Время клонилось к вечеру. Солнце висело уже низко на западе, готовое вот-вот упасть за каменный занавес гор. Лейтенант понял, что без отдыха не сможет дальше двигаться. Он как бы смирился с этим, хотя сознание упорно посылало вперёд. Он понимал, что любая остановка работает против него. Жажда, раны и нечеловеческое напряжение убивают быстро. А где-то ещё рыщет горный волк и, скорее всего, не один. Но глаза закрылись сами собой, и лейтенант провалился в сон, на этот раз словно упал в небытие, в какое-то глубокое и гулкое пространство, похожее то ли на смерть, то ли на реку забвения.
Он спал, привалившись к серому камню, укрытый колючей стеной полусухих кустарников; спал, несмотря на то, что тело его стало похоже на кровавый комок, усыпанный пылью, укрытый чёрными лохмотьями. Не чувствуя боли, не испытывая страха или отчаяния, он спал на дне дикого непроходимого ущелья, которое стало единственным убежищем для него на земле, пока жив, пока дышит, пока может думать…
Пробуждение
Разбудило его солнце, первым скользящим лучом дотронувшись до струпьев на щеке. И это невесомое прикосновение отозвалось болью – так реагировал на любое воздействие измученный организм. Сознание лейтенанта не хотело признавать, что эта маленькая живая точка на теле каменных нагромождений, словно попавшая в капкан мышь – это он сам. Дорога на Дарвешан через непроходимые дебри ущелья вдруг ясно представилась ему чередой бесконечных пыток, которые не могут закончиться ни чем иным, кроме гибели.