Пушкин вынул из внутреннего кармана слуховой рожок и приставил к стене.
Доносились голоса, но слов было не разобрать. Пришлось обходить дом, чтобы не быть замеченным из окна, и по стволу сохнущей айвы лезть наверх. С дерева Пушкин перепрыгнул на крышу. Упал удачно – на мягкую солому. Обняв трубу, Александр медленно выдохнул, успокаивая сердцебиение. Снова вынул слуховой рожок, отогнул латунные скобы на узком его конце и вытянул оттуда длинный кожаный шланг, прежде сложенный в рожке. Сунув один конец шланга в ухо, Пушкин стал медленно опускать болтающийся на другом конце рожок в дымоход.
В это время Енисеев, потерявший Француза из виду, покинул укрытие, прошёлся вдоль плетня, как бы прогуливаясь, увидел Пушкина на крыше, округлил глаза, но тут же собрался и неспешно двинулся в обратную сторону. Этого хватило, чтобы бородатый Миров в доме шепнул:
– Тише! За домом следят. На крыше ещё один. Говорим о живописи и медленно уходим.
– Ну я, к слову сказать, не могу назвать ни одного выдающегося русского мариниста, – услышал Александр далёкий голос.
– Вас погубит скромность, Андрей Васильевич!
Донёсся шум.
– Помогите-ка… Я уложу кисти. Благодарю вас. Ну вот, ничего не забыли?
Пушкин махнул Раевскому, и тот, коротко кивнув, вынул пистолет.
Дом взорвался.
Цветком раскрылись стены, распираемые изнутри жарким чудищем, не желающим более таиться; сломало и выбросило высоко вверх балки крыши, мгновенно вспыхнувшая солома рухнула внутрь, туда, где прежде были комнаты. Камни, ещё недавно составлявшие печь, разлетелись шрапнелью, и лишившееся преграды пламя вырвалось и поднялось – громадное, тёмное.
Александр Раевский откатился, закрывая лицо, оглушённый и ослеплённый. Тут же вскочил и бросился к горящим развалинам. Енисеев, чёрный от копоти, с обгоревшими усами, уже оттаскивал первое бревно, будто надеялся вручную разобрать огненную гробницу Француза. Но тут из дыма к ногам Максим Максимыча с диким криком выкатился в горящем сюртуке Пушкин. На него набросились, стали тушить, засыпать в четыре руки песком.
Пушкина спасли солома и балки, замедлившие падение. В результате сгорели брови, были серьезно обожжены правая рука и левая щека, правая щека неглубоко порезана. От костюма осталось чуть меньше, чем от аммонитских городов после ухода войска Давидова.