Мышь снова появилась, заложила вираж и канула в темноту.
– Как хочется домой, – сказал Александр, – в этот пакостный Петербург. Клянусь, даже кабинет Нессельроде, того ещё м… ка, мне сейчас роднее южных пейзажей. Я люблю Петербург, мышь, – пылко продолжил он. – Я дитя его каналов и мостов и, сколько ни кормят меня здешними фруктами и ни греют солнцем, всю жизнь душа моя будет тянуться к дождливому, серому….
– Ты москвич, – сказала летучая мышь из темноты, и Пушкин уснул в расстроенных чувствах.
Проснулся на рассвете, со слабостью во всём теле и жутко голодный.
Никита, посланный за едой, принёс свежего хлеба с молоком и записку от Раевского «Как только проснётесь, ждем с Б. в библиотеке».
Дожевывая на ходу хлеб, Александр поплелся в библиотеку. Там уже сидели, попивая кофеёк, бодрый и свежий Раевский и с ним Семён Михайлович, по лицу которого нельзя было определить, выспался ли он.
– Сударь мой милый, – сказал Броневский, ворочая ложечкой гущу.
– Проснулись! Садитесь, – Раевский подвинул кресло. – Готовим списки нужных людей.
Пушкин сел.
Броневский вытянул ноги и вздохнул:
– Годы… Как поздно мне судьба подкинула такое интересное дело.
– Будут ещё дела, наступающее время из них одних и состоит, – пообещал Раевский (и не сдержал слова; Броневский до самой своей смерти в 1830-м году не был более привлечён к службе. Только собранные им географические и исторические данные публиковались, но это не касается нашего повествования).
– Гонца от Испсиланти зовут Рыул.
– Как? – удивился Раевский.
– Это молдаванская фамилия, Рыул. Он штабс-капитан. Ниточка к нему куда заметнее, чем к вашему загадочному турку.
– Интересно, зачем ему понадобилось в Крым, – Пушкин поёжился от озноба, вызванного ранним пробуждением. – Неужто Зюден назначил встречу?
– Думаю, Ипсиланти сам решил что-то предпринять.
– Он вправду считает, что к нему приедет из Крыма целая армия?
– Про генерала давно говорили – он глуп, – ввернул Броневский.
– Но не полный же он дурак. Или не понимает, что на деле получит горстку романтиков, которые много не навоюют?
– Это понятно нам, – сказал Раевский. – Понятно Зюдену. Но для Ипсиланти это соломинка, за которую он ухватится. Ему нужно больше народу, а в идеальном случае – и поддержка государя.
– Занятно получается. Ипсиланти с его антиосманским движением приносит Турции столько пользы, сколько и Зюден не сумеет принести.