И только спустя два года, в августе 1996-го, я побывал на могиле Бориса Пастернака. Да, отыскать ее на огромном переделкинском кладбище непросто. В то лето в Переделкине проводил отпуск мой товарищ по Высшим литературным курсам поэт и эссеист Евгений Курдаков. Кроме всего прочего, Женя неутомимый путешественник, человек большого. оригинального ума и широкой натуры. Мы не виделись больше года. Обнялись, искренне и тепло, хотя в силу разных причин большой дружбы между нами никогда не было. Женя взял в руки крепкую палку, что-то вроде посоха, и мы двинули на кладбище. Предварительно завернули в магазин. Кстати, в него хаживал сам Борис Леонидович Пастернак. За хлебом, пояснил мне Женя. Из магазина мы зашли в детский профилакторий, что прямо через дорогу. Разместился он в бывшей усадьбе. О ней напоминают вековые вязы да едва просматривающиеся аллеи парка.
– С этого балкона, – Женя поднял палку в сторону двухэтажного дома с колоннами, – Наполеон в подзорную трубу наблюдал Москву.
Теперь же виден запущенный пруд и беспорядочные строения по его берегам. В глаза бросаются терема за высоченными оградами – приют «новых русских». Непонятно, как можно, имея такие деньги, быть безразличным к окружающей природе? Тем более, что здесь построен твой дом… Повторюсь: и парк, и пруд, и речка в окрестностях поселка в таком запущенном состоянии, что, мягко говоря, вызывают недоумение.
К кладбищу мы подошли со стороны поселка. С краю, как бы у подножия кладбища, могила Роберта Рождественского. Есть здесь могилы и других писателей, но все людей малоизвестных, и даже мне, литератору, вовсе неизвестных, так что о них мы говорить не будем. Могилу Роберта Рождественского я видел и раньше, в сентябре 1994 года, спустя месяц после его похорон. Шел в Дом творчества и с моста через протекающую тут р. Сетунь оглянулся на кладбище. Завидев внушительную гору из еще «свежих» венков, свернул посмотреть, кого похоронили. Помню, как сильно был удивлен, что такую литперсону, как Р. Рождественский, положили прямо на склоне, чуть ли не в болоте.
– И нашли же место ему, – сказал я Курдакову, указывая на могилу Рождественского.
Могила была приведена в идеальный (на фоне других писательских могил) порядок. Зеленый ковер живой травы, забранный квадратной окантовкой из черного мрамора. В изголовье – массивный, слегка окультуренный камень – тоже черного гранита. На нем строгим шрифтом вырублено имя упокоившегося.