Шор Канн, в одном из халатов хозяина дома, чистый и выбритый, набросился на предложенные яства.
Василиск, попивая сок и наблюдая, как гость насыщается пищей, как бы невзначай спросил:
– Полковник, а зачем вы напали на Обок?
Кан ел, будто не замечая вопроса, поглощая пищу с жадностью голодного волка, изрядно сдабривая яства столовым вином. Наконец, утолив голод, он вытер сальный подбородок и ответил:
– Отвлекающий маневр. Как бы я еще прошел по Суэцкому каналу? На подлодке – это невозможно, а вот в составе эвакуируемой флотилии рыболовецких траулеров, вполне. Да, и не называйте меня полковник.
– Почему?
– Потому, что я разжалован, уволен из разведки и военно–полевой трибунал приговорил меня к расстрелу, казнь приведена в исполнение.
Хозяин оживился, глаза Погостини заблестели, он прямо–таки заерзал в кресле. Шор Канн, прикурив сигару, продолжил:
– Последнее было бы правдой, если…
– Что, если? – переспросил Василиск.
– Если бы я появился в штабе контрразведки перед Янгом Пиглзом без академика и груза.
Жадно затянувшись сигарой, рассказчик откинулся на спинку стула:
– Оправдания никто бы ни принял. За провал приоритетной операции, санкционированной лигой государств континентальной Америки, положена смертная казнь, сэр. А так, на сегодн, груз утонул, местонахождение ученого и меня неизвестно. Команда, принимавшая участие в операции на подлодке, мчится к берегам Америки, не подозревая, куда пропали пленник и командир.
– Как вам удалось уйти?
– Очень просто!
Кан усмехнулся:
– Обыкновенное слово, «война»…
– Уже интересно, – усмехнулся Василиск.
– Война – это нападающий и объект нападения. В связи с этим возникают совершенно логичные процессы. Хаос – это разрушенная привычная жизнь. Страх и паника – это неконтролируемый выброс адреналина. И вот главное слово, возникающее после трех предыдущих, – неразбериха. Когда в порту Обок началась неразбериха, я под предлогом медицинской помощи пленному Горну высаживаюсь на берег, избавляюсь от сопровождения, захватываю рыболовецкий траулер и прямиком через канал в – Средиземное море.
Шор Кан замолчал и стал наблюдать за реакцией чиновника.
Погостини сохранял непроницаемо строгий вид. Полковник еще не знал, как серьезно его собеседник относится к безопасности. Он встал и начал ходить вдоль больших стеклянных дверей, выходящих на террасу. Потом, посмотрев на залив, произнес: