Она подняла сумку с кормом для себя и для кота и быстро зашагала к дому, до которого оставалось перейти сквер.
Ощущение от мужских пальцев держалось на губах, а от члена ― в ладони. Даже большой палец продолжал чувствовать вену.
И почему-то это было приятно…
«А я бы вообще никому про него не сказала! Кому какое дело! Хватит с них мужа Ольги Борисовны! Он был бы только мой…» ― сладко подумала она.
«Ду-ду-ду, я тебя все равно найду!» ― навязчивый речитативчик, сменивший Киплинга, конопатил ее изнутри чем-то очень теплым…
Процедуня
Серёга плеснул воды на раскаленные камни, и из облака пара крякнул:
― Ох, бля-я!!! Бабу бы ещё! А лучше двух! Прикинь, Витёк, сидишь, а они друг дружку наяривают! А потом ты их! О-о-о!
Потный Витёк несогласно мотнул головой в полотенце.
― Не, две нормуль, ты зря, ― впаривал Серёга.
― Уху. Ну их нах! ― ухнул Витёк из своего махрового дупла.
― Ты просто не знаешь, как их готовить, братан! Хочешь, организую?
― Не-е-ет! ― резче замотал головой Витёк, высунув из полотенца серпик бордового уха. ― Я пробовал раз, еле жопу унёс!
Серёга заржал. Деревянная лавка под ним заскрипела с попискиванием.
―Да че ты ржешь, дурак! ― обиделся Витёк. ― Тебе бы так, я б на тебя посмотрел!
― Да как так-то? Они, че, надругались над тобой? ― веселился друг.
Витек надулся и замолчал.
― Ну, лан, те, братан, ― Сергей ткнул друга в плечо, когда вышли из парной отдышаться. ― Давай, поведай! Всё, всё, я не смеюсь!
Витёк влил в себя банку пива, смял ее в ладони и метнул в мусорную корзину, попав точно в центр.
― Трехочковый! Красава! ―оценил Серега.
Довольный Витёк дёрнул за кольцо следующую банку и произнёс, чуть растягивая слова, словно с неохотой:
― Да у нас на районе девка одна была. Дунька. Стра-а-ашная! Толстая, волосёнки жидкие, глазки свинячьи. Но добрая. Жалостливая. Придешь к ней ― ох, Дуняша, нет счастья в этом мире, одна ты меня понимаешь ― она сразу жрачку на стол, бухло, и сама прижимается, по голове гладит и блеет: «Бе-е-едненький». Ну и присунуть ей в этот момент было как два пальца. Чуть потянешь ее к дивану, она сама на спинку брык, окорочка свои раздвинет и только лежит, охает: «Ой, мальчик мой». Имя никогда не называла. Да и понятно ― весь район у нее перебывал. Я б тоже запутался. Она уже и не считалась за трофей, все через неё прошли. Болтали так, по крайней мере. Кликуха у неё была «Процедуня», типа пойти облегчиться…