Повестка в монастырь - страница 28

Шрифт
Интервал


Во всяком случае, лично Антония старец не знал, да и сам Антоний его никогда не видел. Разве что несколько раз относил ему пропитание.

– Нет, он здесь не был, – покачал головой игумен. – Он… – настоятель с трудом подбирал слова, – просто явился ко мне. И сказал, чтобы ты пришел сегодня к нему.

Антоний оторопело отшатнулся.

– Я?.. К нему? Сам старец так сказал?

Игумен кивнул.

Антоний пожал плечами:

– Хорошо, как скажете. И когда отправляться?

– Прямо сейчас. Не жди трапезы. Прямо сейчас и отправляйся.

Антоний наклонил голову.

– Благословите, отче!

Игумен размашисто его перекрестил.

Дорога до скинии старца была неблизкой. Она петляла между холмами, пока не упиралась в почти вертикальную скалу, уходящую высоко вверх. Дальше следовало подниматься по узкой, едва заметной тропке, ежеминутно рискуя сорваться и переломать все кости. Хватаясь за кусты и низкие деревца, Антоний, наконец, добрался до жилища старца.

В замешательстве остановился у входа. Просто постучать, прочитав при этом полагающуюся молитву? Подождать, когда старец выйдет сам? Покашлять, наконец, обозначая свое присутствие? И сколько так ждать?..

Старец вышел сам. Дверь скинии широко распахнулась и в темноте кельи показалась худая фигура.

Антоний наклонился почти до земли.

Старец вышел из кельи, внимательно посмотрел на монаха.

– Благословите, авва!

В сложенные ладони для благословления старец вложил свою руку и перекрестил наклоненную голову.

Рука старца оказалась теплой и мягкой.

– Заходи! – Сказал он. – Что стоять?

Голос звучал немного слабо, но по-доброму.

Антоний поднял голову. Отец Илия находился уже в преклонном возрасте. Глубокие морщины избороздили лицо, которое было несколько бледным и почти не тронутое солнцем. Видимо он редко выходил из кельи. Тело худое, а руки тонкие, как у ребенка. Одет в поношенную, видимо, много раз латанную одежду. Но от всего внешнего вида внимание сразу отвлекали глаза. Они были детской чистоты и пристальные.

Старец махнул рукой, приглашая следовать за собой.

Когда глаза привыкли к полумраку кельи, Антоний стал озираться, рассматривая скудную обстановку.

Оказалось, что рассматривать было нечего. Простая деревянная лавка вместо кровати, пустой стол с небольшим количеством посуды, табурет, у входа какой-то хозяйственный инвентарь, маленькое окошко задернуто чем-то вроде шторки. И иконы. Их было много, и занимали они почти всю противоположную от входа стену.