Для того, чтобы завершить портреты слуг, следует сказать несколько слов об их взаимоотношениях. У них, по-моему, давным-давно сложились своеобразные отношения. Так Фил постоянно подшучивал над Дрейком, причём шутки порой были достаточно острые, но на Дрейка они действовали примерно как на слона мелкая дробь. Он только усмехался своей обезоруживающей улыбкой на все попытки Фила вывести его из равновесия. Однако, как я узнал много позже, они горячо любили друг друга и всегда стояли друг за друга горой, а Фил никому не позволял насмехаться над Дрейком.
Марк, за время нашего совместного путешествия, проявил себя с самой лучшей стороны. Как-то незаметно исчез молчаливый невзрачный секретарь, умеющий как приведение то появляться, то бесследно исчезать. Вместо него появился энергичный молодой человек, умеющий владеть собой, переносить трудности, которые неизбежно возникают при дальних экспедициях, особенно по местам, где редко кто-либо из людей когда-либо бывал.
Я долго не мог понять – почему Ляргус решил передать Марка под моё попечение. Ведь если подумать, такой расторопный и преданный человек, как говориться, на дороге не валяется, и такими людьми обычно дорожат. А тут вдруг он поручает его мне.
Ответ на этот вопрос, конечно, содержался в бумагах старого жреца, но я понял замысел моего друга и учителя ещё до того, как прочитал эти бумаги. Ответ я прочитал в глазах Марка, когда однажды мне удалось заглянуть в них. В этих глазах, вернее в самой их глубине, таилось Искусство, причём Искусство в его высшем значении. Я сразу понял, что передо мной Мастер, но Мастер, который ещё себя не осознал.
Меня охватили тёплые чувства к учителю, который сделал мне подарок, причём такой подарок, о котором любой Мастер Искусства может только мечтать. Он подарил мне приемника, которого я сам должен превратить в настоящего Мастера Искусства. С этого момента я стал более внимательно присматриваться к Марку, но присмотр мой был настолько осторожен, словно я наблюдал за каким-то чрезвычайно осторожным и крайне редким существом, вспугнуть которого равносильно потери навсегда.
В тот вечер мы засиделись допоздна – благо впереди был целый день отдыха, правда, это практически не относилось ко мне. Уж мне-то отдых ни как не светил, но, всё равно, я не спешил спать, а сидел у полу потухшего костра даже после того, когда все ушли спать.