Мне все-таки повезло с работой, и я несколько дней пилил тиковые бревна для мебельной мастерской. Два человека должны были от рассвета до заката орудовать громадной восьмифутовой пилой – пока не начинало сводить мышцы. Когда пилильщик выбывал из строя, хозяин тут же выгонял его и приводил свежую “раб”-силу. Лесопилки тут не в чести: какой смысл на них тратиться, если ручной труд дешевле грязи?
Временами я страшно завидую китайским детям, которые залезают по пояс в мутную ледяную реку и с помощью особых корзинок умудряются ловить рыбу. Они дрожат от холода, верещат и смеются и, судя по всему, неплохо проводят время. Такие ребята нигде не пропадут.
Впрочем, я тоже потихоньку учусь выживать в Шанхае. В особо удачные дни, когда мне перепадает серебряная монета, я не трачу ее сразу, а размениваю на медную мелочь. Потом ищу, в какой лавке получше курс и, оббегав полгорода, вновь меняю медяки на серебро, но уж с доплатой центов в десять. Для меня это означает ужин – именно столько стоит порция лапши или орехов в сахаре. Но смотреть надо в оба: торговцы продают еду на вес и частенько добавляют в нее песок для тяжести.
Если день совсем неудачный, то я обхожусь парой соленых огурцов за семь копперов или иду к французским монашкам-благотворительницам: они дают суп тем, кто посещает мессу.
Точно так же живет весь безработный Шанхай, а если кто добывает больше доллара в день, так преступлением: кто квартиры грабит, кто гоняет мелких торговцев: “Платите, а то худо будет!”
2.
В прокуренной гримерке такси-гёрл переодевались и красили губы и брови. Посторонний ничего бы не понял из их разговоров, но Ада уже начала разбираться в местном жаргоне.
Самых лучших клиентов – молодых, веселых и богатых – девушки называли “ящерами”, некрасивых богачей – “золотыми жилами”, а себя – “старательницами”. Скучный мужчина, не умеющий танцевать, – это “огурец”; мужчина без средств – “ложная тревога”. “Слесарь” – это тот, кто подкладывает в карман железки, чтобы они звенели и все думали, будто у него много серебра.
– Слыхали, Марта приказала гардеробщику убирать под замок мое пальто, чтобы я не убегала раньше времени с “золотыми жилами”! – возмущалась черноглазая Бэтти, красивая и буйная королева “Гаваны”.
Ада украдкой любовалась ею: алые губы, красное платье с разрезом чуть ли не до середины бедра – ни стыда ни совести. Сама Бэтти не обращала на Аду внимания. Лишь однажды она вырвала у нее папиросу: “Брось каку! Мала еще!” А сама говорила, что курение – лучшее средство от ангины.