- А ты, Майя, не скачи, как безумная блоха. У тебя матка в тонусе. Сердцебиение плода крайне слабое, еле прослушивается. В 20 недель, если начнутся преждевременные роды, плод не выживет.
Доктор уходит, оставив нас всех в глубоких раздумьях. Первой опять не выдерживает Людмила.
- Майка, у тебя двадцать недель? Эхма, а живот то где? Ты же плоская в животе, как доска, одни сиськи. И не ешь ничего. Может ребёночек твой с голодухи затих?
- Ойц, и с первым живот на седьмом месяце только появился. Зато потом меня было легче перепрыгнуть, чем обойти, - с хохотом отвечаю я Людмиле. - Сначала в комнату вплывал живот, а потом я входила. Да, и меня легче было убить, чем прокормить. Первую беременность отходила только с тремя желаниями - спать, есть и писать. Находилась в каком-то анабиозе, меня абсолютно ничего не могло вывести из равновесия. Представляете, уже почти перед родами в парке из кустов навстречу мне выскочил мужик. Неожиданно распахнул полы длинного плаща и продемонстрировал свое хозяйство. Я какое-то время тупо пялюсь на причиндалы мужика, не могу понять, зачем он мне их показывает. Потом до меня доходит и я начинаю ржать в голос. Мужик, обалдев, говорит:"Дура!", - и оскорбленый уходит прочь.
После моего рассказа в нашей палате стоит такой гогот, что аж медсестра примчалась нас успокаивать. Женщины начинают рассказывать свои забавные жизненные истории.
Краем глаза наблюдаю за Катей. Вижу, она оттаивает. Смеется вместе со всеми. Ее щеки расцвечивает румянец.
Пролежав под капельницей три часа, встаю, чтобы хоть немного размяться. Катерина не спит, смотрит в растрескавшийся потолок. Чувствую, думает. С одной стороны не хочу мешать ее мыслям, с другой - боюсь, что она ещё больше себя запутает и накрутит.
- Катюня, меня после капельницы пошатывает, не пройдешься со мной по коридору?
Она смотрит на меня так, словно ждет моего приглашения. Тут же встаёт и выходит вслед за мной. Больница - старая, сталинской постройки, коридор огромный. Проходим до хирургии, поворачиваем обратно и идём до детского отделения. Рядом с большой лестницей стоят скамейки. Мы садимся. Молчим. Катя тяжело выдыхает, снова поднимает голову и смотрит в потолок. Вижу, как она, сглатывая ком, сглатывает свои слезы.
- Так я "святоша", значит? - произношу тихо со смешком. - Почему именно "святоша"?