Даже его несколько
демонстративный уход с поста министра Императорского двора и
уделов, когда он де факто взял на себя всю вину за давку во время
коронационных торжеств, тем самым прекратив отвратительную свару в
августейшем семействе, лишь добавил ему авторитета в высших
дворянских кругах. Грызня великих князей "по Ходынскому поводу" за
"право влияния" на нового Государя, по сути вылилась в дерзкую
попытку с детства дружных с Ники Александра и Сергея Михайловичей
оттеснить от кормила его старших дядюшек, начиная с Сергея
Александровича. И если бы этот номер у них и их старшего братца,
записного интригана Николая Михайловича, в отношении "Князя
Ходынского" прокатил, дальше можно было бы попытаться отжать
"флотскую поляну" у Алексея Александровича, а там, глядишь, и до
самого "Дяди Володи" очередь бы дошла. Но... не
срослось.
Не учли двух важных моментов
"великокняжеские младотурки". Во-первых, что Сергей Александрович
женат на сестре Императрицы, и они с супругой многое, если не почти
невозможное сделали для заключения брачного союза Николая и Алисы
Гессенской, за что молодые им безмерно благодарны. А во-вторых, что
старые "священнодружинники", к которым принадлежали Владимир и
Алексей Александровичи, и, само собой, граф Воронцов-Дашков, как
главный инициатор и вождь Священной Дружины, разыграют в ответ свою
комбинацию. Правда, Илларионом Ивановичем, они пожертвовали как
крупной играющей фигурой на доске, но он и сам уже намеревался
покинуть министерский пост из-за пошатнувшегося здоровья, своего и
жены. Питерский климат был противопоказан им обоим. К тому же
действовать из тени, без лишней ответственности, в переходный
период проще. Тем более, что на его обожаемое коннозаводство никто
не покушался...
***
Выше среднего роста, широкоплечий, плотный, с
заметным "авторитетом", прихваченным на талии его черкески узким
ремнем с покачивающимся в такт шагам великолепным кубачинским
кинжалом, Илларион Иванович ступал по крупному, утрамбованному
песку аллеи немного вразвалочку, опуская ногу на него сразу всей
ступней, что характерно для многих кавалеристов со стажем. Вообще
не будучи человеком многословным, в начале их беседы он говорил
неторопливо, чуть нараспев, словно по ходу изложения тщательно
обдумывая и взвешивая каждое слово. Была ли это его обычная манера
вести диалог, или, может быть, он придавал особенное значение их
беседе, Петрович так и не понял. Слишком серьезными были поднятые
Илларионом Ивановичем темы, чтобы заострять внимание на чем-либо,
кроме самой их сути...