***
"Ах
барин, барин, добрый барин... А пафос-то каков: "Я поднимаю этот
бокал за исправляющего дела начальника Морского технического
комитета, за нашего дорогого, победоносного Всеволода Федоровича!"
Да, черта с два был бы ты таким белым и пушистым, если бы не та
бомба с тикающим взрывателем, что тебе вывезли только что Михаил с
Диковым. Только не из таких ты, чтобы так вот просто от своих
замыслов отступать. Будешь ждать моей ошибки, гадить явно и
из-подтишка, используя коллекцию своих старцев и тех, кто по
моложе, вроде Рожественского, или того же Скрыдлова. И как против
твоей мафии правильную антигалльскую кампанию организовать без
прямого участия Государя - не представляю. А император-то у нас
вещь в себе, к сожалению. Пока он вроде все правильно разумеет, да
и Михаил ему в ушко регулярно дышит, но не продавил бы массой этот
самоуверенный монстрик.
Да,
верно тогда подметил Балк: придется метаться, как в лабиринте. И
лабиринт этот стальной. И живут в нем разные минотаврики. Вечно
голодные, хитрые и злобные. Вот этот вот, например, семипудовый -
шикарнейший кандидат на роль одного из них. А еще, почему-то, мне
представляется после утренней интимной беседы кое с кем, что
минотавры бывают и женского рода..."
Конечно, после того, как Алексей
Александрович де факто утвердил его в должности шефа МТК, пусть
пока лишь "исполняющим должность", камень с души упал. Точнее, один
из камней, поскольку вопрос "французской" программы нашего нового
кораблестроения, за которую "дядя Алеша" будет драться аки бешеный
слон, с повестки дня никто пока не снимал. Как висел он Дамокловым
мечом над головой, так пока в том же угрожающем положении и
болтается. Но сам Генерал-адмирал, хитрый стервец, в застольной
беседе никоим боком эту тему не затронул. Как, естественно, и тему
аудита и будущей посадки в КПЗ, точнее в равелин Петропавловки,
трех своих подельников по распилу бюджета Морведа. Зато достал до
печенок Петровича расспросами о подробностях его боев у Кадзимы,
Шантунга и Токио.
Понятно, что воспоминания адмирала Руднева
были интересны всем собравшимся за столом, поэтому пришлось ему
растечься мысью по древу душевно. С перерывами на тосты и смену
блюд, Петрович предавался воспоминаниям почти два часа. Выделяя на
потеху почтенной публике смешные моменты, где таковые
присутствовали. Больше всего хохотал их августейший хозяин над
сценой воскрешения Руднева в рубке "Громобоя" с фразой "Кто умер?"
И красочно переданными эмоциями маркиза Ито в завершении
переговоров о японской капитуляции.