Приняв деревянную ванну, которая находилась в туалетной комнате
моих аппартаментов, находящихся на втором этаже этого замка, и была
просто огроменной, вышел на балкон и, присев на стул и раскурив
трубку, понаслаждался видом на прекрасный арманкуровский парк.
Потом прилег на диванчик, чтобы немного поразмышлять в тишине о
расследовании, после чего почти сразу же заснул и был разбужен
стуком в дверь. Оказалось, что мой сон прервала симпатичная
служанка, пригласившая на ужин. Быстро приведя себя в порядок,
спустился в столовую.
За ужином мне удалось наконец познакомиться с хозяином поместья,
графом Густавом Арманкур. Этот худощавый энергичный мужчина, лет
тридцати, много общался, в основном рассказывая о проделанных
работах за день и о будущем развитии своей земли, которая должна
была превратиться в серьезный сельскохозяйственный центр региона,
производя впечатление по-настоящему увлеченного человека.
За столом, кроме меня с Густавом, также присутствовали графиня
Анна, почти не участвовавшая в разговоре и о чем-то задумчиво
размышляющая, и лекарь Владимир Гаевский, как и Анна, практически
не промолвивший ни слова во время трапезы. Интересно что же такого
случилось, подумал я, и как же узнать причину этой
наразговорчивости.
Сам ужин удался. Перемены замечательно приготовленных, точно с
использованием таких дорогих в этот исторический период, статусных
специй, мясных и рыбных блюд, разнообразные гарниры, среди которых
меня поразил в первую очередь варенный молодой картофель, которого
я в Лифляндии вообще не видел до этого времени. Заметив мою
заинтересованность, граф прочел небольшую лекцию насчет этого
овоща, станущего в совсем недалеком будущем, как уверял Густав,
одной из самых востребованных сельскохозяйственных культур, не
только в Европе, но и во всем мире.
Очень вкусно отужинав, да что там говорить, немного обожравшись,
решил перед сном прогуляться по арманкурскому парку, прихватив из
своих запасов бутылочку бренди. Преодолев один из облогороженных
холмов парка, неожиданно вышел к немаленькому ухоженному пруду и
заметил на его берегу одиноко сидящего графа. Солнце медленно,
по-прибалтийски, клонилось к закату. Тут, наступив на сухой сучок,
нарушил тишину этого полусумеречного вечера. Обернувшийся на шум
Густав, произнес: