Гость вытащил бумажку, сдул крошки махорки, развернул. Прочёл, шевеля губами:
– «Иминьхуэй». И ещё, «дадаохуэй».
– Да что вы такое говорите в приличном доме! – вскрикнула Ульяна.
– Вы плохого не подумайте, это их названия такие, на китайском языке. Китайцы – они завсегда на своём говорят, дикари. Мол, за справедливость они. А на деле – сицилисты, хуже наших бомбистов и жидов. Так о чём я? Да, сталбыть, награждён евойное благородие Андрей Иванович орденом Святой Анны. Третьей степени, конечно.
Унтер при этом не удержался: скосил глаза на свой новенький, сияющий крест.
– Мы-то знаем, что брата наградили, – нетерпеливо сказал я, – в газетах же публиковали. А вас за что?
– А меня, сталбыть, за участие в трёх штыковых атаках и взятие в плен вражеского командира. Вот отправили в столицу, чтобы, значит, орден-то вручить по всей полагающейся форме.
– Так вы скоро обратно? – спросила Ульяна.
– По случаю окончания срока уволен с действительной службы. А обратно не поеду, нет. Я, сталбыть, теперь буду место приискивать здесь. Уж больно мне Питер понравился: благородно, чисто.
– В швейцары пойдёте или по торговой какой части?
– Да ну. В швейцары старые идут, а я ещё о-го-го.
– Да, вы мужчина видный, – согласилась Ульяна.
– А по торговой части нам, кавалерам георгиевским, не к лицу. В приказчики никак нельзя. В полицию пойду. Чин мне положен – городовой старшего оклада, а там и в помощники околоточного недолго.
– Теперь столичным жителем станете.
– Да уж. Жизнь новая у меня зачинается. Разберусь, как что, да и женюсь. А что? Барышни очень даже тут красивые, как я погляжу.
И подмигнул Ульяне, которая щеками уже напоминала свёклу.
Я вдруг понял, что лишний здесь. Поднялся:
– Спасибо вам за рассказ, Федот Селиванович. Я пойду. Прощайте.
– Погодите, барин, – спохватился унтер, – вам же брат посылку передать изволили и письмо. Заболтался, чуть не забыл.
Гость расстегнул ремни чемодана, достал свёрток из синего шёлка, перетянутый кожаным шнурком.
– Вот.
– Благодарю вас.
Я прижал драгоценный свёрток к груди. Андрей не забыл меня! Даже подарок прислал с оказией. Глаза мои вдруг увлажнились, и я поспешил выскочить из кухни, чтобы не оконфузиться при незнакомце.
Дверь распахнулась, ворвался папа – в мундире, сияющий погонами. Скупо клюнул меня губами в макушку. Не поздоровавшись, порывисто спросил: