Я задала ещё несколько
наводящих вопросов и выяснила, что загадочный «бородач», помимо
прочего, отличался также светобоязнью и всегда носил очки с
затемнёнными стёклами. В совокупности со шляпой и означенной
бородой это делало определение черт лица просто невозможным. Но вот
образ целиком получался крайне колоритным и броским — если,
конечно, борода не была накладной. Можно будет поискать через
Роджерса...
— Что-то ещё, миссис Сонг? — я
приглашающе повела рукой. — Любая мелочь может быть важна.
Какие-нибудь ещё контакты?
— Ну-у... может, разве что,
его помощник, — Эбигейл сморщила нос — заметно раздражённо. — Я не
представляю, почему Эндрю держит его у себя.
— А что с ним не так? Как его
зовут? — я прикурила следующую сигарету.
— М-м... Гилберт? Я не помню.
Ужасный грубиян и хам, вот это точно могу сказать, — она хмыкнула,
явно привычным жестом отбросив тёмный локон за спину — видимо, так
у миссис Сонг выражалось неприятие. — Он в конторе обычно сидит, но
проку от него никакого.
— Я поняла, мэм, — я
покладисто склонила голову. — И последнее: где и когда вы последний
раз видели вашего мужа?
— Два дня назад, утром, —
Эбигейл поджала губы. — У нас дома. За ним приехал этот бородатый
тип, Эндрю попрощался со мной, как обычно, и уехал. Если важно —
было около одиннадцати утра.
Я уважительно приподняла
бровь:
— Да, важно. Спасибо, миссис
Сонг. Уехали на чём?
— Машина Эндрю стоит рядом с
конторой, значит, наверное, у бородача был какой-то транспорт, —
неуверенно предположила она. — Я не видела, извините.
— Жаль, но не страшно, —
заключила я, закрыв блокнот и откинувшись на спинку
кресла.
Повисла пауза, в которую я
размышляла и наблюдала за лицом миссис Сонг, сейчас являющее собой
причудливую маску надежды и опустошенности. Судя по всему, этот
разговор дался ей нелегко.
Конечно, дело могло быть
крайне тривиальным: Эндрю Сонг всё-таки изменял своей супруге и
сейчас решил пуститься во все тяжкие. И отдыхает сейчас за городом,
где-нибудь в Холмах, в одном из этих роскошных коттеджей,
потягивает коктейль и наслаждается жизнью.
Но что-то мне подсказывало,
что не всё так безмятежно и легко. Когда в деле смешиваются религия
и юриспруденция — «просто» не бывает. Такая яркая смена личности,
как описала её Эбигейл, обычно свойственна фанатикам,
«переосмыслившим» бытие и прозревшим. Но в религиозной пропаганде,
судя по всему, Сонг замечен не был. Интересно.