Они падают порознь — сорвавшийся с нарезки оборотень и его
топор. Оружие отлетело дальше и осталось лежать, а зверь
перекатывается и вскакивает снова — ломать и грызть бросившего
вызов соперника. И снова промахивается, чужая сила кружит его,
вырывает из-под лап землю.
«И я мог таким стать. Был таким, пока не очнулся. Ты ко мне
правильно пришёл, парень».
Схватка заканчивается быстро. Чужой оборотень висит в воздухе,
пойманный за пояс штанов и волчовку на загривке, Роман треплет его,
как матёрый кобель кутёнка. Дикарь пытается вырваться — и не может
Потом Шишагов роняет его на землю.
«Ну, кинется опять?»
Нет, чужой вставать не хочет, только хрипит, уткнулся мордой в
землю, ожидает нового наказания. А его по спутанной шевелюре
погладили — ласково.
Пытавшихся под шумок отойти к лесу бойников примораживает к
земле короткий рык Шишагова:
— Стоять!
И обычным голосом, будто не он только что заломал оборотившегося
лесовика, Роман добавляет:
— Сами пришли, никто насильно не гнал. Мои теперь.
У костра, счастливо улыбаясь и разбросав по траве руки, спит
единственный пришедший с ватагой волколак.
«Не было у бабы хлопот… Вылезла из лесу сказка, показала зубки.
Жили-были в глухом лесу тридцать три богатыря, и «сестрица» их,
названная, одна на всех. Любимая. Ну да, у нас её иногда ещё Ягой
звали. Постаревшую, потерявшую большую часть потребительской
ценности. Сами «братики» до седин доживают редко — не тот образ
жизни. Обратная сторона благодатной вильской жизни, её затёртый
реверс».
Лесовики в самом деле подобны волкам – крепкие, сухие,
длинноногие — слишком независимые для того, чтобы всю жизнь
оставаться младшими приживалами в большой вильской семье, лишённые
возможности завести собственную. Семье проще выдать строптивому
молодцу доброе копьё, чем выделить отдельное хозяйство. Топоры,
косы-горбуши, скотина, девки-красавицы пригодятся старшим сыновьям,
наследникам. Тем более что как раз девок-то и не хватает на всех.
Редко который справный хозяин не водит второй, а то и третьей жены.
Ещё бывает, в голодный год девочек и стариков из сёл увозят в лес,
на голодную смерть, сберегая остатки еды для настоящих
работников.
Бобылём — приживалой при старшем брате жить не всякий
согласится, вот и уходят в пущу те, кому в общине не нашлось места,
надеясь силой и лихостью взять то, что не смог дать род. Иногда в
лесную чащу уходят старшие сыновья, отказываются от наследства —
этих гонит молодецкая удаль. Тоже часть системы отбора, из общины
изымаются наиболее агрессивные особи.