— Ты разговаривал с Гектором?
— Приамид сделает все, чтобы удержать город. Он — разумный
человек. Он мог бы согласиться выдать Елену и даже Париса, но он
никогда не склонит голову перед Атридом. Или кем-нибудь еще.
Рыжий довольно долго разговаривал с Домоседом. Они оба
соглашались, что война принесет обеим сторонам лишь неприятности,
но реальной власти что-либо изменить не было ни у одного. У ахейцев
правил бал Агамемнон, Гектор же не мог прекословить своему отцу,
правителю города, а Приам был непреклонен. Ахейцы хотят войны,
сказал он, они ее получат. Стены Трои неприступны.
Видал я те стены. Нехилые стены, должен сказать. Но когда придет
черед деревянного коня, стены троянцам не помогут.
— Как думаешь, Ахилл согласится отправиться с нами?
— Если хотя бы половина того, что я о нем слышал, — правда, то
он сам будет уговаривать нас взять его с собой, — сказал Рыжий. —
Он мечтает о воинской славе, которая будет греметь в веках.
— Дурак, — фыркнул Алкаш.
— Он молод, — сказал Рыжий. — Может быть, у него еще будет
время, чтобы повзрослеть.
Будет, подумал я, под стенами Трои у него будет время не только
повзрослеть, но и состариться, однако ума у парня явно не
прибавится.
— Так когда мы плывем?
— Через пару дней. Или тебе наскучило у меня на Итаке?
— Гостеприимнее места я не встречал.
— Врешь, аргосец.
— Вру. Но ты — лучший хозяин из всех, что принимали меня в своих
домах.
— Опять врешь.
— По крайней мере, самый умный из них.
— Вот это правда, — сказал Рыжий.
— И у тебя прелестные жена и сын.
— Опять правда.
— Что ты думаешь о войне, Лаэртид?
— Это глупо.
— Нет, я имею в виду, сможем ли мы победить.
— Думаю, Троя падет перед нами, с Ахиллом мы будем или без. Но
это будет стоить нам столько крови, жизни, нервов и времени, что мы
вряд ли сильно обрадуемся, получив результат.
— Хорошо, что ты не пророк, Лаэртид.
— Я очень хотел бы надеяться, что я не пророк, Тидид.
Дальше они шли в молчании. Рыжий и Алкаш. Одиссей и Диомед.
Басилей Итаки и ванакт Аргоса. Два будущих лидера ахейского
воинства. Два героя. Двое выживших в предстоящей войне.
В грядущей бойне.
Я в очередной раз задумался о правомерности нашего поступка.
Пусть мы не вмешиваемся, пусть только наблюдаем, но имеем ли мы
право на то, чтобы вытаскивать на всеобщее обозрение и обсуждение
то, чем эти люди жили три с половиной тысячи лет тому назад? Как бы
вели себя мы сами, оказавшись на их месте?