— Конечно!
Тут Геннадий Александрович снова
сделал серьёзное лицо, встал из-за своего рабочего стола и подошёл
к порогу открытого кабинета. Таинственно выглянув в коридор и
посмотрев по сторонам, он закрыл дверь на замок и с тем же каменным
лицом не торопясь вернулся на своё рабочее место. Всё это время я
смотрел на него как завороженный… никогда прежде не видел Саныча
таким.
— Что случилось? — настороженно
спросил я.
Тихо вздохнув, взяв кружку и
отхлебнув немного кофе, Геннадий Александрович задумчиво начал:
— Есть один человек… он попал… на
него заявление написали… административка[1] будет, хулиганка. Сидел
в кафешке с друзьями, уже под градусом… начали официантку лапать… а
девочка бойкая оказалась — послала их.
Тут Саныч встал и принялся медленно
прохаживаться по кабинету. Было видно, что он довольно
напряжен.
— В общем… этому человеку,
естественно, её такое поведение не понравилось, и он с матами начал
пинать стулья и столы. Допинался — всё сломал… а потом убежал со
своей компанией.
— Пока ничего необычного. Стандартно,
— решил как-то среагировать я, хотя для себя уже понимал, что такие
беседы обычно кроют под собой разные сюрпризы.
— Ну да… — продолжил Геннадий
Александрович, подойдя к окну и скрестив руки за спиной. — Только
человечек непростой… товарищ одного влиятельного гражданина.
Хулиган этот по нашей просьбе должен завтра подойти сюда вечером, к
шести, объяснение написать.
— Та-ак… — немного протянул я, сделав
вид, что понимаю, куда он клонит.
Начальник резко отошёл от окна и сел
на своё рабочее место.
— Так вот, Александр, встретишь его
завтра, возьмешь объяснение… вот заявление и объяснение той
официантки, — отдал мне документы Саныч. — Но дело это нам придется
замять.
— Ого… и это мне вы
говорите?
Этот вопрос я считал обоснованным,
так как Саныч имел репутацию честного и справедливого сотрудника.
Он заслуженно пользовался авторитетом не только своих подчиненных,
но и руководства отдела. Всем ребятам, которые приходили к нему в
подразделение на стажировку, он сразу заявлял: «Если идете сюда
карманы набивать — лучше сразу проваливайте с глаз моих. Узнаю —
лично посажу!» И когда он говорил подобные речи, ему искренне
верилось. Ему верили, потому что сами видели, что для взяточника
живёт он, мягко говоря, не богато: обитает с семьей в съемной
двушке, ездит на потрепанной десятке, одевается скромно, но
аккуратно. Кроме прочего, уважали его за отношение к людям,
особенно к своим подчиненным, за которых он хоть с чертом готов был
грызться.