Меншиков смертельно побледнел.
– Откуда… Откуда ты все знаешь,
господин?
Я улыбнулся.
– От верблюда, ха-ха, – дожевал
пирожок и спрыгнул с парапета, на котором сидел. – Но не волнуйся.
Я не поборник вселенской справедливости. Меня всегда интересовали
лишь мои интересы. Ну, а раз я теперь – Александр Меншиков-младший,
то на данный момент, мои интересы – это интересы нашего рода. И
если твои друзья, с которыми ты короновал Анну тебя кинули… то
считай, они кинули и меня. И за это… за это мы отомстим. Но я не
хочу слышать потом сентиментальное нытье, если что-то пойдет не так
и нам придется, как следует замарать руки.
– Не услышишь, господин! Не
услышишь!
Старикан явно повеселел после моих
слов.
– И хватит лебезить, черт подери! Ты
же этот… кто стоял у драконов и прочее. Сходи, лучше купи еще
пирожок.
Старик умчался за пирожком, а я снова
взглянул на черную башню. Сейчас вокруг нее бушевал шторм. Огромные
валы беснующейся Межреальности накатывали на высокий берег и,
разбиваясь, превращались в мерцающую пыль. Тяжелые свинцовые тучи
готовились прорваться проливным ливнем, но хозяев башни погода не
волновала. Я видел их силуэты в темных провалах окон.
Да, я всегда блюду лишь собственные
интересы. И ты, старик, не обессудь, здесь они несколько отличаются
от твоих. Хотя, величие рода Меншиковых, я, быть может, и
восстановлю. Не такое сложное дело.
– Господин Никитин прибыл, ваше
сиятельство.
Граф Франсуа де Пальмер,
Наместник ойкумены Тверь, отвлекся от созерцания парка близ дома и
обернулся к вошедшим.
Мажордом тотчас исчез. А Федор
Никитин, человек без определенного статуса и еще менее
определенного возраста, сплюнул на салтанатский ковер и, пройдя
через кабинет, отпнул Кусача и по-хозяйски плюхнулся в глубокое
кресло для гостей. Чем-то его повадки напомнили графу повадки
молодого Меншикова.
– Че надо? – спросил Никитин и
почесал нечесаную бороду. В маленьких глазках застыла
скука.
От такой наглости Наместник
поморщился. Но полезность наглеца куда как перевешивала его
манеры.
– Меншиков. С ним
проблемы.
– Этот старый выживший из ума
пень? Он еще не подох?
– О, Господи, Теодор, ты где был
последние два дня?
Никитин шумно втянул воздух и
снова схаркнул на ковер.
– Где надо, там и был. Ближе к
телу, как говорил мой папаня, гы-гы.
Де Пальмер мысленно взмолился
Господу. Иногда ему казалось, что лучше бы он остался в родной
Шампани, чем отправился в стылую мерзлую Россию. Нет, таких денег,
как здесь, в родной Франции заработать было решительно невозможно.
Но люди! О, господи, люди! Если при дворе императрицы Анны эти
ужасные русские еще были с каким-никаким налетом цивилизованности,
то в этой дыре они являлись сущими зверями.