Он знал теперь распорядок дня высокородной Тийи: когда она любит вставать, когда завтракает, когда прогуливается в саду, плавает в бассейне, катается на лодке и проч. и проч. Хотя часто госпожа бывала просто непредсказуема, и охрана должна была быстро реагировать на стремительные виражи ее капризных желаний. Но это будоражило чувства Тэху еще больше.
Похоже, она больше и не вспоминала о них. Во всяком случае, никаких разговоров с офицерами больше не было: Тэху с особым вниманием следил за занятиями своих товарищей, насколько вообще это было возможно. Ему показалось, что и Руметис занят тем же: Тэху несколько раз ловил на себе его изучающие взгляды, вернувшись из своего «обхода» сада. Госпожу у бассейна он тоже больше не заставал, к огромному своему разочарованию. Теперь она купалась утром.
Господин Ка-Басет вел свою жизнь государственного чиновника, его супруга свою – жизнь изнеженной, не обремененной заботами женщины. Часто они вместе принимали гостей. Но Тэху, допускаемый на пиры, как и остальные офицеры, в качестве «младшего гостя», видел, что чаще всего она бывала невесела, ела и пила крайне мало и вступала в беседу будто по принуждению. Зато по ночам, словно в противовес таким непривлекательным для нее застольям и, как показалось Тэху, в отместку супругу, она запиралась в своих покоях, чтобы танцевать. Танцевать одной!
Как-то раз, стоя в саду под ее окнами, Тэху услышал, как она приказала принести все светильники и оставить ее одну. Как видно, слуги привыкли к такому: все было сделано мгновенно. И в наступившей тишине он не увидел, но – услышал ее танец!
Он начался с легчайшего мелодичного перестука маленьких металлических тарелочек, предназначенных для отбивания ритма пальцами. Вначале легкий, как касание ветерка, ритм нарастал, усложнялся. К нему добавились, как тяжелые струи ливня к первым каплям дождя, хлопки ладоней и маленьких ступней. Новые звуки – то ли колокольчиков, то ли браслетов – гармонично и непередаваемо тонко вплелись в основной рисунок мелодии. И наконец закружил стремительный колдовской вихрь танца, наполняя собою и сад, и ночное небо, и сердце Тэху, ошеломленно замершего под окном великой танцовщицы храма Амона-Ра. В своем воображении Тэху видел ее – маленькую, гибкую, в туманно-прозрачной накидке; тонкие лодыжки и хрупкие кисти – в звенящих браслетах, и драгоценные нити вплетены в распущенные волосы, а глаза полуприкрыты в мистическом экстазе. Что видела она в своем пламенном воображении? Куда уводил ее ритм танца? В какую иную реальность бытия? Что она при этом чувствовала? Дорого заплатил бы Тэху за то, чтобы знать это! Любую цену! Но это было невозможно! Кто она – и кто он?!