- Кто-то видел испанскою
аппаратуру?
- Неа!
- А раз таковой в природе не
существует, то назначим аппарат французским.
- И что это нам даёт?
- Французы не дураки, француз
могёт!
- В смысле, жмём?
- Жмём, конечно! Только куда?
- Да чего тут думать! Вона – на
«прыжок» жми!
- Сам жми, я боюсь.
И он нажал. Сам боялся, сам нажал.
Раздался нарастающий гул, потом всё смолкло, словно ему уши
отрезали, потом глаза залепили, потом ампутировали задницу и нос… А
потом всё стихло. Пальпация, есть такое слово, показала, что нос на
месте, уши не ампутированы, жопа на месте, а глаза ничего не видят,
потому что закрыты.
- Предлагаю открыть глаза.
- Ага, ты и на кнопку нажать
предлагал.
- Ну ведь получилось.
- Не факт.
- Ты с кем разговариваешь? Ты с собой
разговариваешь, так что хорош фигню гнать. Открывай уже зенки
свои!
- Сам открывай.
И он открыл свои зенки. Что сказать,
первый взгляд довел до Герасимова информацию о том, что батарейки
накрылись окончательно. Ничего не светилось, ничего не мерцало.
Полная темнота, только со стороны двери тоненький лучик света. И
это очень хорошо, потому как иначе Николай бы однозначно сверзился
из своего седла. Он вообще плохо держал равновесие в темноте.
Наверное, как большинство нормальных людей. Спички в кармане, и
можно чиркнуть одной, в свете огонька сориентироваться, слезть. Но
спички надо экономить. На всякий случай. Сейчас он спустится вниз,
подберет факел… Чего-то не хватает, кстати.
Что-то неправильное носится в
воздухе. Пошарив под ногами и дотронувшись до факела, Коля понял,
что носится, вернее чего не хватает. Не хватает запаха сгоревшей
бересты. Допустим, тлеть она уже перестала, но запах угольков и
дыма должен быть. А его нет. И новый факел под рукой показался
каким-то сухим и твёрдым. Шорох спички о коробок, яркая вспышка
перед глазами, когда Николай проморгался и поднёс её к берестяному
факелу, тот запылал с готовностью необычайной, словно ждал этого
момента не один год. В ярком свете быстро сгорающего факела
Герасимов подхватил с пола два других, увидел кучку мертвого
старого пепла на месте первого – дотлел по ходу весь. Рискую обжечь
пальцы эдаким светильником, Колька рванул к дверце, распахнул её с
усилием шире, а потом бросил на каменный пол почти сгоревший факел
номер два. Здесь привыкшему к темноте глазу хватало света, чтоб
сориентироваться. Когда Николай вышел по коридору к решётке, то
несоответствие мира в его памяти и перед глазами стало еще ярче. А
уж когда он вышел из пещеры, то и вовсе стало не смешно. Прежде
всего нигде не было его бельишка. Вот тут висело, на кусте.
Позвольте, а почему куст какой-то не такой? Да это вообще не тот
куст! А вот тот сук, торчащий над упавшим стволом, который он вчера
не дорубил, он где? Площадка сильно заросла, это было очень
заметно, особенно, если посмотреть на бетонный пятачок перед
входом. Во многих местах он был взломан, в трещины лезла трава и
даже кусты. Если бы Герасимов не знал, сколько прошло времени с
того момента, когда он видел вход последний раз, он решил бы, что
прошли десятки лет. С сегодняшнего утра.