Уныние захватывает человека в свой плен тогда, когда тот теряет надежду, либо в скорбных обстоятельствах, во время болезни и т. д. Затем приходят мысли о том, что:
– Теперешнее его страдание велико.
– Впоследствии оно будет еще больше.
– Что человека оставил Бог.
– Что Бог перестал о нем печалиться.
– Что все, что с ним произошло, далеко от Божиего Промысла.
– Что у других этого никогда не бывает, а происходит только с ним одним.
Но все это не так. Тяжелое состояние духа очень скоро пройдет, а за этим последуют утешение и посещение Божией милости. Только в этот лютый час человек уже не думает о том, что сможет продолжать добрый христианский подвиг, потому что все хорошее кажется ему отвратительным. Однако по окончании уныния:
– Для человека все просветляется.
– Скорбь и все, что с ней связано, исчезает, как будто ничего и не было.
– Человек опять начинает делать добро.
– Он очень удивлен своему изменению в лучшую сторону.
– Чувствует еще большую благодарность к Богу, узнав, что остался верен, ведь, как известно, «...Бог... не попустит вам быть искушаемыми сверх сил, но при искушении даст и облегчение, так чтобы вы могли перенести» (1 Кор., 10 : 13).
С особой силой дух уныния подходит к подвижникам, живущим в безмолвии, а вкупе с духом скорби он может быть еще тягостнее. Для примера приведем случай из жизни одного пустынника.
Однажды старец, пребывая в пустыне, поселился от воды на расстоянии примерно две мили. И вот как-то раз, почерпнув воды, он впал в уныние и промолвил:
– Какая польза в сем труде? Нужно будет поселиться ближе к воде.
Сказав это, он обернулся и увидел идущего по его следам и считающего шаги. Старец спросил незнакомца:
– Кто ты?
Незнакомец отвечал:
– Я ангел Господень, который послан счесть твои шаги и дать тебе награду.
Услышав это, старец ободрился и воодушевился, после чего перенес свою келью еще дальше от воды – на пять миль.
Православие различает два рода уныния: уныние, когда дух полностью подавлен, но человек не озлоблен и уныние с полной подавленностью духа и примесью озлобления. Примечательно, что, судя по записям подвижников, ни одному из них не было знакомо чувство уныния с примесью злобы. Возможно, это объясняется тем, что злобные чувства подвижники нещадно искореняли в непрестанной борьбе со страстями и самими собой. Однако чувство подавленности их иногда преследовало, чему есть свидетельство в книге «Добротолюбие».