— Не говори никому, пожалуйста!
Я подхватил ее поставил на ноги,
поймав недоуменный взгляд мужика, выгуливающего спаниэля на детской
площадке.
— Не скажу. Просто я такой же, вот и
понял.
Она округлила глаза, открыла и
закрыла рот, часто-пречасто заморгала.
— И частично спалился, — признался я
и направился к детской площадке. – Идем поговорим, заодно и урода
этого с собакой шуганем. Не бойся, я тебя не выдам.
Пошел, блин, навал! Семерка в
больнице, теперь, вот, Рина трясущаяся. Никогда ее в таком
состоянии не видел. Я встряхнул ее.
— Эй, ты чего? Все ведь хорошо.
— Ага – хорошо, — проворчала она, —
дед рассказывал, как это… хорошо.
Я оседлал качели, взялся за ручки,
торчащие из головы пластиковой лошадки, и оттолкнулся, чтобы второй
край качели опустился. Рина вспорхнула на него, мы качнулись пару
раз вверх-вниз. Хозяин спаниэля зыркнул недовольно и увел собаку
окроплять не гномиков в песочнице, а кусты в клумбе.
Вспомнились слова Витаутовича, что
два самородка в одном месте – это странно. Теперь нас, выходит,
трое.
Мы слезли с качелей, я молча показал
Рине телефон, она кивнула, забрала его, положила в сумку, а ее
убрала подальше. Я уселся на скамейку, Рина устроилась рядом.
— И как теперь жить? – прошептала
она.
— Что ты знаешь?
— Дед рассказывал, что отказаться от
дара нельзя. А если тебя выявят, то поставят на учет, заберут на
обучение в закрытую воинскую часть. — Рина повела плечами. – Потом,
когда выйдешь, будешь служить в Безопасности Родины, прессовать
всяких уродов, вести расследования.
— Или лечить людей, — сказал я. – Все
зависит от твоего дара. У тебя мирный дар, как с ним прессовать
уродов?
— А у тебя какой? И если ты
засветился, то почему еще здесь?
— Потому что я полезнее в футболе,
чем в том закрытом заведении. Если ты будешь против, никто насильно
тебя туда не потащит, просто будут присматривать, потому что, когда
дар наберет силу, он может тебя убить. А там учат с ним
справляться.
Мы с минуту сидели молча, наблюдали,
как возле фонаря с жужжанием, будто маленькие бомбовозы, летают
блестящие черные жуки. Падают в песочницу и снова взлетают к
свету.
— Но ты права. Пока можешь скрывать
дар – скрывай.
— Дед говорил, что Тирликас бээровец,
я его боюсь, — призналась Рина. – Он может меня почуять?
Теперь ясно, почему Рина так
отдалилась: ее пугал Лев Витаутович.