– Куда ты собрался? – выдохнула она, оторвавшись от его губ. – Ты разве не ждёшь меня?
Он пытался рассмотреть её лицо под густым слоем краски, но это было почти невозможно. Впрочем, не оставалось никаких сомнений в том, что его внезапная любовница весьма миловидна, хотя, конечно, не красавица – с приятными чертами лица, большими и глубокими карими глазами, пышной чёрной шевелюрой, едва уместившейся под клоунской шапочкой, и упругой грудью.
Эриксон растерялся, не зная что отвечать и как вести себя, а клоунесса принялась с улыбкой оттирать пальчиком помаду с его губ.
– Эй, – позвала она, покончив с этим делом. – Якоб, ты что, правда не ждал меня? Ты хотел смыться?
«Якоб. Она назвала меня Якобом, – подумал Эриксон. – Якоб Скуле – ну и дела! Неужели они и вправду думают, что я соглашусь носить такое идиотское имя! Нет, кто бы вы ни были и какие бы цели ни преследовали, но вам не удастся заморочить мне голову».
Впрочем, поцелуй незнакомки был довольно вкусен, и Эриксон не стал бы торопиться выяснять с ней отношения, поэтому промямлил:
– Чёрт… Я совсем забыл.
– Что? – воскликнула она с показной суровостью. – Ты забыл?! Ты забыл, что я приду к тебе? И ты хотел смыться?
– Простите меня, милая… – он с тревогой сообразил, что ведь даже не знает её имени.
– Эй! – нахмурилась клоунесса. – Ты чего, а? Не хотел помахать мне в окно, когда я прыгала там, как счастливая собачка при виде хозяина. Забыл, что мы договорились на после парада. Теперь ещё и «простите, милая»… Может быть, ты…
Чьи-то шаркающие шаги приблизились от привратницкой. Видимо, потревоженная их голосами консьержка вышла посмотреть, кто там разговаривает на лестнице.
Эриксон действительно увидел бигуди, накрученные на голову женщины лет сорока с небольшим, в неряшливом, заношенном и поблекшем от многочисленных стирок халате, натужно охватившем её большое тело с тяжёлой грудью.
– А-а, господин Скуле, – произнесла она. – А это, наверное, милашка Линда?
– Здравствуйте, фру Винардсон, – улыбнулась «милашка Линда». – Да, это я.
– Ну-ну, – покривилась консьержка и строго сказала: – Ты не очень-то распоясывайся, голубушка. Чтобы не как прошлый раз.
– Хорошо, – смиренно произнесла Линда, а вся поза её говорила о признании какой-то вины, известной только ей да консьержке. Ну, пожалуй, ещё неизвестному Якобу Скуле, с которым все почему-то путали Эриксона.