Да ещё, как дань памяти, новая мода на медовый цвет волос и косу вокруг головы, короной. Вирра всегда волосы лишь так и укладывала… Только не в причёске дело, а в том, что сестрица моя старшая была Богами отмечена, не иначе. Потому как и красивая, и добрая. А уж вышивала как – хоть с магией, хоть без магии – глаз не оторвать… Да что теперь вспоминать? Вошла Вирра в Комнату Короля, только мы её и видели. А уж достаточная ли цена за такую девушку в мешок золотой чешуи да одну жемчужную подвеску, то не мне судить. На то у нас глава Дома есть, батюшка, а уж он-то цену посчитал достойной, нашего с сёстрами мнения не спрашивал, а Мэй-на-Йо собственноручно на стайне выпорол, чтоб язык укоротить. Хотя, как по мне, вожжами да по спине… разве таким лекарством сделаешь язык короче? Осторожнее если только. Мы той ночью, помню, с Маарит – с ней у нас только девять месяцев разница, потому, наверное, из всех сестёр она всегда была мне ближе всех – когда вымоченные в дурман-воде* примочки братцу нашему болтливому меняли, много чего интересного от него услышали. Про родителя нашего, кобеля безголового, успевшего уже новую жену присмотреть, про жрецов жирнопузых, да про Короля, чтоб ему в бездну провалиться, да до дна не долететь. Маарит к утру рук поднять не могла – измоталась вся магические заглушки ставить. Так что нет, вожжами язык не укоротишь… приглушишь если только.
Ну, а ещё семь дней спустя в наш Двор хозяйкой вошла Нийна. Подружка Вирры по Храмовой школе – Мэя аж заколотило от злости. И не диво, у нашей старшей сестры и новой мачехи лишь четыре дня разницы в возрасте было. Осторожная, испуганно оглядывающаяся по сторонам, она и взглянуть-то в глаза нам сначала боялась! Сначала... Теперь-то не боится ничего, сидит по правую руку от папеньки, нашёптывает тому что-то на ухо, да дурман-воды щедро подливает в кубок.
Храни меня Живая вода, но мне совсем не нравились взгляды, которые мачеха бросала в мою сторону, да в сторону моего всё ещё не испустившего дух муженька.
Если мне придётся подниматься с ним на брачное ложе... Меня передёрнуло от отвращения и я, пользуясь тем, что сегодня, наверное, был единственный день в моей жизни, когда мне можно было – совершенно безнаказанно! – делать всё, что душа пожелает, последовала примеру папеньки.