— Мама!
— Никаких укольчиков, Люка! Всего-то и надо, чтобы ты
плюнул в баночку и отдельно взять слюнку детишечек, малышиков моих
сладеньких. Такие пусечки, такие щеночечки чудесные! Так тебе
повезло, а ты, Люка, все ходишь бука букой! Да и девушка эта —
их мамочка — мне нравится. Точно не охотница за твоими деньгами,
сынок. Жаль, что не чистокровка-оборотень, ну, и необразованная,
конечно, и вообще грубовата, но это дело поправимое. Я бы подучила
ее, и из вас вышла прекрасная пара… В ваших же богемных кругах
такие союзы в моде: известный продюсер и талантливая актриса… или
танцовщица. М?
Люка вновь тихо завыл сквозь зубы и, возведя очи к потолку,
все-таки кинулся от «маменьки» и ее гениальных идей прочь… И в
итоге чудом не свалился, когда под ноги сунулся долбаный пуфик,
кстати, подаренный все той же Арнеттой!
Пуфик отлетел в угол, Люка, в запальчивости догнав проклятую
меховую фиговину, еще и попинал ее злобно, от души, и… И ему вдруг
как-то сразу стало легче. Люка виновато глянул на родительницу,
ожидая нагоняй за недостойное семьи Бремер поведение, но Арнетта
выглядела исключительно довольной:
— Ну вот! А говорил мне, что бесполезная вещь. Видишь, как
пригодилась? Слушай меня, мальчик мой, и все у тебя будет хорошо,
потому что мама всегда права. Запомни: всегда! Джемма…
— Твоя Джемма мне осознанно солгала! И продолжает это
делать! Я готов был платить ей и просто так, за чужих детей. Она
предложила цену за мою свободу, я ее принял и теперь выполняю свою
часть договора. Но я не хочу участвовать в шоу под названием
«тыжотец»!
— Но Джемма такая красотка! И личико, и фигурка!
Закачаешься! А глазки? Просто теплый молочный шоколад! Или твое
любимое «Птичье молоко», сынок… Неужели она тебе совсем не
нравится?
Люка в бессилии хлопнул себя ладонью по лбу и рявкнул злобное
«нет». Но его мама была женщиной… настойчивой, и всем, кто ее знал
достаточно близко, было яснее ясного, что противостоять Арнетте
Бремер — задача не для слабонервных. Выест ведь теперь мозг
чайной ложкой через уши!
Перед внутренним взором вдруг явственно предстала картина:
собственная, до боли знакомая и родная голова Люка на серебряном
блюде среди заветрившихся розочек из вареной свеклы и в обрамлении
картошки и соленых огурчиков…
Остро захотелось выпить. Но Люка после всего произошедшего дал
себе страшную клятву более никогда в жизни не прикасаться ни к
каким возбуждающим или дурманящим разум средствам. Включая
алкоголь. Это оказалось… сложно, но приходилось терпеть.