– Громада… – бард округлил глаза,
глядя на стражников, – Все мои старания!
– Два серебра на дороге не валяются,
– проворчал я.
– Два?! Им?! Вот же морды ослиные! Да
я ж на десять медяков договорился, что сыграл бы им. Им в ночь
сегодня, начальника вызвал кнез, и они девок сюда хотели. А я бы
спел маюновы песенки, чтоб им спалось потом слаще.
Я хмыкнул. Бардовская магия каждый
раз открывалась для меня с новой стороны.
Надо было переждать, пока снаружи
закончится перепалка, слишком уж много народу собралось. Вот только
обычно на такой спор выглядывают стражники, которые должны бы
утихомирить честной народ одним метким словом.
– Раздевай их, – зашипел вдруг
Виол.
– Ты чего? – я удивился, но вслед за
ним стал стягивать с обоих бедняг шмотки.
Надо же, у того, которому я выбил
зубы, оказалась огромная нога. Я с удовольствием примерил
нормальные кожаные сапоги, наконец избавившись от дурацких кожаных
портянок, в которых и вправду выглядел, как спустившийся с гор
дикарь.
– Ну ты же лиственник, – проворчал
Виол.
Свет из оконца пыльным лучом как раз
падал на кожаный сапог, и я показал пальцем.
– Видишь? Это точно знак, – буркнул
я, потом добавил, – Надоело бегать босиком.
– А-а-а, – тот отмахнулся, – Эй,
исподнее им оставь! Я ж потом спать не смогу!
Дальше бард продемонстрировал такое
коварство, которое даже мне, Тёмному Жрецу, показалось воистину
безжалостным.
Креона, сморщившись от отвращения и
закрыв глаза недовольной принцессе, смотрела, как мы свалили двух
почти голых мужиков на тюфяк. Потом бард, закусив язык от прилива
вдохновения, бегал вокруг, словно скульптор, и долго поправлял
композицию.
– Руку вот так… ага, голову на грудь…
о, сколько страсти! И за плечо приобнимем, ага, угу… Ух, два
серебра им, ослолюбы сраные!
Кутень завис рядом, открыв рот. Вот
сколько он плавал во Тьме, какие ужасы только не видел, а такого
непотребства не встречал.
Я тоже морщился, оглядывая
получившуюся картину. Репутация двух выпивох рушилась на наших
глазах, и, в общем-то, жалко мне их не было. Во-первых, нечего
нарушать устав, пропуская за взятку всякий сброд… А во-вторых, с
нами они повели себя вот так же… ну, как лежат в обнимку, так себя
и повели.
Бард встал, оценив своё творение.
Цыкнул недовольно и повернулся к Креоне:
– Радость моя прохладная, – бард
улыбнулся ей, – Видит Маюн, эта картина жжёт клеймом мои глаза. И
только истинная северная красота сможет затмить это, выгнать из
бедной памяти.