Вот же смердящий свет, а ведь в
караване работорговцев мы нашли тогда настоящее богатство, в
сравнении с этим. Но всё посеяли… Помнится, будучи Тёмным Жрецом, я
вообще не считал деньги – это был те власть и сила, после которых
богатство уже не имело значения. Оно просто было.
Со вздохом подняв связку, я
усмехнулся. После ночи в чесночной башне этот запах казался
благовониями. Отдав медяк за рыбины, мы свернули с дороги, взяв
курс на заросший холм, высившийся за редкими крестьянскими
хижинами.
– На ночь в трактире хватит, – сказал
бард, растянувшись на траве, – Ну, здесь, за стенами, точно
хватит.
Я расположился так, чтобы видеть
дорогу, по которой утренний народ из окружных деревень подтягивался
в город. Точнее, они большей частью уже тянулись обратно –
крестьянская жизнь начинается по прохладе, ещё до первых лучей
солнца, а вот мы припозднились.
Хоть Солебрег и был окружён стеной,
но народ спокойно жил и снаружи. Видимо, три царя Троецарии
довольно хорошо заботились о безопасности своих подданных.
Причём здесь, снаружи стен, дома
располагались свободно, рядом с некоторыми чуть ли не пахотные
угодья были. А там, в городе, наверняка лепились друг на
дружку.
Ворота в Солебрег отсюда было плохо
видно, но я разглядел небольшую очередь на въезде. Стража
досматривала товары, естественно, забирая свою долю за
старания.
– Так-то ночь, чтоб с горячей водой,
да с чистыми простынями… – взгляд Виола игриво стрельнул в сторону
Креоны, – Это пять-шесть медяков, как договоришься. Но едва стену
перешагнёшь, и всё… Не меньше серебряного отдашь.
Я слушал его, пытаясь установить
какую-то пропорцию между медяками и серебром, но вопросов пока
задавать не спешил.
Зашуршали рядом кусты, мы обернулись.
Раздался крик, а потом за листвой со смехом пронеслось несколько
мальчишек, дубася друг друга палками.
Проводив их взглядом, Виол
продолжил:
– А чтоб вина или пива попить, так
ещё придётся добавить… А нас четверо, – тут его глаза скользнули по
мне, – То есть, почти пятеро. Здесь ещё переночуем, а в городе мы
останемся без средств к существованию.
– Мы… – многозначительно повторил я,
– Бард ты или не бард? Ты за один вечер в трактире должен
заработать больше, чем мы оставим за ночь.
Тот сразу сгорбился, тяжко
вздохнув:
– Да я б и рад. Сердце у самого так и
рвётся к струнам, но струн-то у меня… эх, одна Маюнова на плече и
осталась. А хорошая лютня, она ведь как меч стоит, если не
больше.