В промежности начало ощутимо бухать. Женя не сдержала стона на
очередное, какое-то особенно приятное движение Максима. Вот уже
весь мир сжимается. До них двоих. Ну, может быть ещё мягкого
дивана, который собственным жаром упивался в лопатки.
Ближе. Сильнее. Глубже.
Женя схватилась Максиму за шею. Сзади. Туда, где ритмично
проступает и скрывается за мышцами позвонок.
Макс, будто чувствуя что-то изменил ритм. Движения его стали
реже. Но сильнее. И на каждое проникновение внутри замирало и
напрягалось. И хотелось ещё.
Слишком приятно. Слишком остро. Слишком хорошо. Просто слишком…
Настолько, что избыточные чувства зажгли в глазах. Защипало. А
потом горячая дорожка пробежалась к уху, щекотно скрываясь внутри
раковины.
Максим остановился. Открыв глаза, Женя увидела над собой его
сосредоточенное лицо. Настолько, что между бровями пролегла
складка.
- Больно? – угрюмым шёпотом спросил он, внимательно глядя на
Женьку.
У той сами собой губы растянулись в улыбку. Неровную, оголяющие
ряд зубов с одной стороны. Улыбка эта очерчивала скулы, заостряла
подбородок и вытягивала Женькины глаза к вискам. Наверное, именно
такую называют шальной.
- Неа, - выдохнула Женя ему в лицо и торопливо прикусила нижнюю
губу. И прошлась зубами по ярко-алой коже.
У Максима по спине прошёлся озноб. Кажется, даже плечи
передёрнуло. И он, будто получивший разрешение, продолжил фрикции.
Для компенсации технической задержки – ещё быстрее.
Женькины стоны стали громче и окончательно ритмизовались с его
движениями. Звук влажного соприкосновения стал громче. От него
шумело в ушах. Максим опустился ещё ниже, до предела, сгибая руки в
локтях. Подминая под себя Женькино тело. Которое уже скорее не
Женькино, а его… Уже почти.
Жарко. Влажно. Хорошо.
Максим вошёл полностью, насколько позволяло её тело. Замер,
пытаясь раствориться в ощущениях нежнейшего, ребристого
пространства, плотно сжимающего его и будто не желающего
выпускать.
Судорога, заставившая проникнуть глубже. Хотя куда уж глубже?
Ещё одна…
Кажется, всё тело разом сковалось в напряжении. Мышцы
задеревенели, и кости под ними едва не расплющились. Вот он…
Предел… Пик… Освобождение…
Бессильная влага и расслабление. Обнимающий его по всеми стволу
пульс… Чужой. Женины ноги, до боли сжавшие его. И её приглушённый,
протяжный вскрик.