Но этот куст, притулившийся у самых входных ворот, привлёк его
чем-то неуловимым и необычным. А может, ему просто было слишком
скучно – на лагерь обрушилось свободное время, а не запароленный
вай-фай не обрушился.
Так или иначе, бродя на приятно ноющих после тренировке ногах,
Максим сошёл с тропы и остановился около этого самого куста.
Было в нём что-то, навевающее мысли о южных широтах, где
растениям не нужно тянуться к солнцу и можно вольготно расползтись
в ширину, не заботясь о том, какому листку и когда не хватит света.
Оттенок этих самых листьев напоминал изумруд – своим холодом и
будто затаившейся в глубине недоброй искрой. И сами листья имели
тонкую, продолговатую форму, порождая ассоциацию с северной,
дымчато-свежей елью.
Максим протянул одному листку палец, словно жертву, ожидая
твёрдого укола. Но, против ожиданий, изумрудный листок прохладным
бархатом скользнул по подушечке и с готовностью примялся, будто
уступая человеку.
Среди зелени затерялись на ветках и небольшие цветы – пришлось
нагнуться, чтобы лучше их рассмотреть. Размером с девичью серёжку и
её же напоминали хитрым, каким-то неприродным переплетением. Будто
три совершенно разных бутончика срослись друг с другом, превращая
неровный узор лепестков в непривычный орнамент. Один бутончик
напоминал фиалку, если бы её поместили под фэнтезийный фильтр –
прожилки на тонких лепестках отливали платиной, а тычинки, как
серебряные струйки, аккуратно высовывались наружу, будто проверяли
температуру. Вторая головка – пухлая бело-розовая маргаритка, вся
сплетённая из сахарной ваты. С мелким солнечным желтком, который
казался пуховым, словно спинка цыплёнка. Третий же элемент
необычного соцветия был чёрным и поблёскивал, как жучок. Издалека
его и можно было принять за жучка, случайно подползшего к двум
нежным бутонам и замершего перед их красотой. Лепестки его
выглядели гофрированными, плотно окружающими глазки коротких
тычинок.
Не зная зачем, Максим осторожно протянул руку и дёрнул за тонкий
стебелёк. Уничтожать природу, конечно, такое себе. Но Максим
оправдывал себя тем, что таких соцветий ещё много, а в «Гринписе»
он вроде как не состоит.
А сунув в карман честно добытое соцветие, он обнаружил, что
больше не один. На основной тропе из-за поворота показались две
фигуры. Одна – высокая, другая – нет. Они, хоть и двигались
неспешно, как-то очень быстро оказались вблизи Максимова
импровизированного убежища от «безвайфайного» мира. И тот их сразу
узнал – это были высокая болельщица, которая едва не получила вчера
мячом, и та мелкая девчонка, которую на линейке можно было принять
за пятиклашку и которая гордо, как буревестник, реяла впереди
основного строя.