Но, судя по серому и изможденному лицу отца, ему точно не до шуток.
— А ты у меня одна останешься. Без денег, без жилья, как ты проживешь-то.
Понимание плотной красной пеленой ярости ложится на глаза. Так он перед своим арестом продать меня решил! Какому-то владельцу заводов-газет-пароходов!
— Подожди, — дотрагивается отец до моей руки, видя, как во мне начинает закипать злость на его невысказанное предложение. — Тебя же никто не заставляет. Ну подумаешь, мужик. Что, у тебя мужиков не было? Все так живут. Здесь полно таких девчонок, Насть.
— Подложить под какого-то сморчка решил? — звенящим от напряжения голосом спрашиваю его, а он только качает головой: мол, ты все не так поняла, это все фантазии и неверные выводы. Но по тому, как он обменивается долгим взглядом с этим самым Айдаром Мухтаровым, я понимаю, что попала в яблочко. Ха! Разыгрывает из себя любящего отца – будто беспокоится о будущем дочери и потому предлагает такую…похабщину! — Да пошел ты!
Резко разворачиваюсь, чтобы оставить за спиной все это великосветское сборище, но он удерживает меня за локоть.
— Анастасия! — наждачкой проходит по моей голой спине чужой мужской голос. — Я и не ожидал, что вы настолько красивы!
Это обращение неожиданно задерживает меня на месте, пригвождает к полу, в котором отражаются хрустальные люстры, и я медленно поворачиваюсь к тому, кто только что подошел к нам…
3. - 2 -
— Красивая девочка, — видит мой растекающийся во взгляде томной негой интерес Паук. Я морщусь, пренебрежительно цокаю языком – не люблю, когда суют нос в мои дела, тем более подчиненные. Паук выслуживается – явно хочет пролезть в дом поглубже, чтобы его не коснулась моя карающая длань – я все еще веду чистку и оставляю только тех людей, кто будет мне предан в любой ситуации.
Пристально и серьезно снова пробегаю взглядом по незнакомке в алом платье и на секунду прикрываю глаза, чтобы полностью оборвать эту нить, которая начинает виться и звенеть притяжением между нами. Девочка и вправду хороша –полна именно той невинной, непорочной красотой, которая заставляет делать глупости и забывать про быстрое течение времени.
Все в ней дышит спелостью, румяным налитым соком жизни, который так и хочется смять на мгновение сильной рукой, вкусить так, чтобы сок брызнул во все стороны, а горло само застонало в спазме удовольствия. Длинные пшеничные локоны струятся вдоль милого лица, где сейчас написан небывалый интерес, который пугает ее саму до дрожи в пальцах, отзывается покалыванием в полных губах, едва тронутым розовым блеском, плещется сомнением в огромных голубых глазах.