Захохотал.
– Будет и дар. Такой, какого еще никто не видывал. Толпе нужны
чудеса – она их получит. Любящие и благоговеющие никаких денег не
жалеют. Вы выбрали правильную дорогу, мои ягнятки, вы не
просчитались. Время тирании кончилось – и тирании церкви в том
числе. Будет свобода, размах и возможности для всех стоящих людей
королевства. Разве это не та идея, которая стоит пары жалких
человеческих жизней?
Свита несмело заулыбалась в ответ. Мертвая королева смотрела на
них с пола, и кто-то бросил на её тело свой плащ. И она больше не
видела победителей.
А Бриан смотрел на мёртвую под плащом и думал, что ребёнка,
всё-таки, надо бы отыскать. На всякий случай. Потому что сестричка
удружила, родив в храме.
Смех – смехом, а ведь бывало... Не надо, чтобы, лет через
пятнадцать, к моему сыну явился этот... как бес к монаху. Ну, или
как монах к бесу! А если вдруг Господь и впрямь его сохранит?
Хранил же братца на войне, хранил же от яда...
Нет, надо действовать наверняка. Те... помогли один раз –
помогут и другой, и третий. Урода с его Даром достаточно, чтобы все
силы ада были на моей стороне, подумал Бриан и улыбнулся. Людям не
нужно об этом знать. Пусть это будет между нами – Господь, ад, я –
и достаточно.
***
Гектор гнал коня по лесной дороге. Младенец шевелился под
плащом. Может, государю было неудобно, или грубая ткань раздражала
его нежное тельце, или он был голоден – Гектор не знал. Он не умел
обращаться с младенцами. Его долг заключался в том, чтобы защищать;
он предполагал, что найдёт и будет защищать того, кто позаботится о
государе. Нужна кормилица, очевидно. Какая-нибудь добрая баба, у
которой своих – мал мала меньше. Такая милая, толстая, тёплая баба,
от которой пахнет молоком и луковым супом. И когда-нибудь юный
государь подарит земли ей и её мужу, а её малышню сделает своими
рыцарями – за то, что она поможет ему подрасти.
А до той поры Гектор будет защищать эту бабу, как священный
сосуд. Лишь бы её грудь утолила голод государя. Добраться до
какой-нибудь деревни...
Смертная скорбь отступила. Скорбеть было некогда, как некогда
бывало скорбеть в бою.
Между тем быстро темнело. Золотой закатный свет угас за
деревьями, небеса наливались густой синевой, и бледный серпик
молодого месяца зазолотился над дорогой. И вдруг холодный ужас
тоненькой струйкой, вёрткой змейкой скользнул вдоль спины Гектора –
и впился в душу.