Вскоре появились и сами завоеватели. Они ехали в сторону Каменца на мотоциклах с колясками… С автоматами на груди, в серо-зеленых мундирах с закатанными рукавами и в касках, под которыми блестели черные очки. Спереди на каждом мотоцикле был закреплен пулемет. Сделав короткую остановку в деревне, покатили дальше по дороге на райцентр. Похоже, что это была разведка. За ней, грохоча и поднимая тучи пыли, проследовала военная техника. С одной из машин соскочили солдаты, разделись и стали обливаться колодезной водой. К ним присоединялись новые партии. А потом начался всеобщий обход дворов с изъятием кур, яиц, масла, поросят и прочей крестьянской продукции. Основательно подчистили съестные припасы сельчан.
После первой встречи немцев долго не видели. Огненный вал войны покатился дальше на восток и пущане очутились в глубоком тылу. Но без внимания деревню немцы не оставили. Новая власть появилась уже в середине июля. Избрали старосту и его помощников. Население обязали работать, а продукцию сдавать на нужды рейха. За неповиновение – расстрел. Жить приходилось под постоянным страхом.
Повсюду собирались списки советских активистов – коммунистов, работников НКВД, а также красноармейцев и евреев. Судьба их, судя по слухам из других мест, была предрешена – расстрел. У нас в пособники Советов записали даже начальника почты. Отвезли его в Каменец и долго с пристрастием допытывали, а в конце допроса жестоко побили. Чудом удалось избежать смерти.
А полицаи за малейшую провинность наказывали даже мальчишек. Однажды и я попал под их скорую на расправу руку. В тот нестерпимо жаркий летний день пас гусей за околицей. Птицы мирно пощипывали траву, в которой безумолчно стрекотали кузнечики, а я пробовал жевать горьковатый на вкус придорожный щавель. Пытаясь еще чем-нибудь развлечься, во весь голос затянул любимую песню:
«Расцветали яблони и груши,
поплыли туманы над рекой.
Выходила на берег Катюша,
на высокий, на берег крутой…»
Допеть мне не дали. Неожиданно из-за спины выехала большая группа жандармов и полицейских на велосипедах. «Попался! Твою мать! – грязно выругался старший из полицаев, которого я знал в лицо. – Думаешь, снова пришли Советы? Может, еще и «русскую» нам станцуешь?» Остальные в тон главарю дружно зареготали.
Моя попытка убежать, была тут же пресечена и еще более разозлила вожака. Совершенно озверев, он сорвал с моей поникшей головы кепку-восьмиклинку, сжал ее мягкую часть в руке и со словами: «Ах ты, гаденыш!» – с размаху хлестанул меня козырьком по лицу. Из носа брызнула кровь, из глаз полились слезы.