Но когда он преодолел первый Любин протест – поднятые руки, которые он тут же опустил обратно – и расстегнул молнию на ее кофте, до него дошло, что что-то идет не так, как всегда.
Обычно девчонка хотя бы как-то испуганно отнекивается – просит перестать это делать, слабо защищается – а эта просто стоит, опустив руки после неудачной попытки, и смотрит на него. И взгляд у нее… безразличный, словно это не с ней происходит, а с кем-то другим, на кого она смотрит, скажем, по телевизору.
Да кто на такое вообще может клюнуть?.. – пролетела у него мысль. Пока она одета, так ничего, изящна, хоть и худовата, а как разденешь – никакой фигуры даже нет, одни ребра.
Он снова посмотрел в ее темные, равнодушные глаза.
Внезапно ему стало небывало мерзко, до тошноты – от самого себя, от только что поглощенной еды и от мира в целом. Такое ощущение появилось у него, можно сказать, впервые в жизни, и поначалу было похоже, что это и не его ощущение вовсе – а просто что-то на него нашло внешнее, не имеющее к нему отношения, сглазили как будто.
Девушка, которая в случае насилия над ее волей даже не защищается, а стоит и ждет, что будет дальше – разве это не психическое уродство?
У него опустились руки, и он, тяжело дыша от прошедшего возбуждения, отступил от нее на шаг.
Она же молчала и смотрела на него пустым, чуть хмурым взглядом куклы, будто ее не стало, а душа временно отлетела куда-то, оставив только оболочку, с которой можно сделать все, что захочешь. Ему что-то не понравилось в оболочке? Что ж – странно, ну и ладно, – казалось, говорил этот взгляд. В нем была только бездна обреченности и ровным счетом ничего из того, что могло бы вызывать возбуждение.
Мда, не повезет же кому-то с ней, – пронеслось у него в голове, и он решил как можно скорее ретироваться.
– Э-э… – нерешительно промямлил он, попятившись от нее подальше, – Пойду, что ли, поставлю чайник. То есть, у меня там, кажется, картошка закипает… – он и сам не помнил, что у него происходит на кухне, что было небывалым для него состоянием души. – Застегнись, будь добра, пожалуйста…
Отвернувшись от нее – больше он этого взгляда не хочет видеть – он бочком вышел из гостиной, даже прикрыл за собой дверь, желая отгородиться от произошедшего.
Что его так напугало? Она не знала, но смутно начинала догадываться. У нее даже возникло странное мимолетное ощущение своего могущества – могущества через уродство… Как у серой мышки, которая с помощью шрамов отомстила Королю.