Он подал знак человеку у камина, и тот, приподняв угол перевернутого задом наперед полотнища, прибитого к стене, скрылся за дверью, о существовании которой наш врач до сих пор и не подозревал.
Через минуту человек вернулся с медным тазом.
В его отсутствие Черная Маска оторвал от белого полотнища другой кусок, из которого Прост сделал бинты.
В углу комнаты, лежа на ковре, застилавшем пол, жалобно пищал младенец.
Снаружи вовсю неистовствовал буран. Крохотные оконные стеклышки позвякивали в своих ячейках, дрожали свинцовые рамки.
Все было готово. Пьер Прост перетянул чуть выше локтя руку молодой женщины, так и не пришедшей в себя, и проткнул ей вену.
Поначалу кровь вытекла медленно, по капле, потом заструилась быстрее и вот наконец брызнула длинной алой струей. Пьер Прост собирал кровь в медный таз. Мгновение спустя грудь роженицы поднялась с глубоким вздохом.
– Она приходит в себя, – сказал врач, – опасность миновала, по крайней мере то, чего я только что опасался, не случится.
Молодая женщина пошевелилась, словно пытаясь приподняться, и чуть слышно прошептала:
– Ребенок… где мой ребенок?
Черная Маска тотчас подошел к ней.
Он приложил палец к своим губам, призывая к молчанию Пьера Проста, пока тот забинтовывал отрезками ткани вену несчастной, чтобы остановить кровотечение, и сказал:
– Ваша дочь выжила, сударыня, и будет жить дальше, во всяком случае, до тех пор, пока вы сами не обречете ее на смерть, пытаясь на нее посмотреть.
– Покажите… покажите!.. О Боже, неужели вы хотите ее у меня отнять?
– Да, сударыня.
– И я ее больше не увижу?
– Никогда.
Из-под мрачного капюшона послышались глухие всхлипы, но уже через мгновение бедная молодая мать продолжала:
– Позвольте мне хотя бы разок поцеловать ее… всего лишь один раз, прежде чем разлучиться с нею навсегда. Ах, знаю, вы бездушны, мессир… у вас совсем нет сердца… но неужели вы настолько черствы, что откажете мне в просьбе поцеловать мою дочь?.. Только один поцелуй!
– Что ж, поцелуйте, – отвечал Черная Маска, – только ни единого слова!
И, обращаясь к Пьеру Просту, он прибавил:
– Передайте ей младенца!
Врач повиновался.
О, какие же безумные объятия последовали за этим! То был миг настоящего исступления, когда бедная мать смогла наконец прижать к сердцу и облобызать свое дитя, это слабенькое, пищащее созданье, которое она не могла видеть и уже никогда больше не приласкает!