Время продолжало тянуться. На экране телевизора корейцев сменило
изображение ночного города с высотками и неоновыми вывесками. Под
бодрый евробит на экране появилась заставка. “ТУРБО РАЙДЕР” —
гласили яркие буквы.
Поподробнее узнать, о чем это шоу, я так и не смог —
отвлекли.
— Кто ваш контакт в экстренных случаях? — осведомилась
Кайри.
— Я, — встряла Моника, — вот номер, запишите. Имя Моника,
фамилия Сальвато.
— Какая у тебя подружка инициативная все-таки, парень, — заметил
Кодзи.
— Ага, — машинально согласился я.
И только потом, когда Моника сцапала мою ладонь и сжала ее так,
что могла бы сломать мне пару костей, до меня дошел смысл
сказанного. Вот и все, кажется. Нагулялся свободным, начинаю себя
закабалять.
(да к черту, ты и так на гарем выходить собираешься, можно
уже начинать)
Тоже верно.
Наконец с забивкой инфы в компьютер было покончено. Кайри
вернула мне карточку и сообщила.
— Повезло вам. Обычно доктор Хагельман в это время уже уезжает
домой, однако сегодня по записи должен был прийти один постоянный
пациент, который так и не явился. Поэтому вас ожидают. Офис направо
и по коридору до упора.
Мы туда и направились. Перед самой дверью я взял Монику за плечи
и сказал:
— Спасибо, Мони, дальше сам как-нибудь. Если я с тобой туда
пойду, это будет инфантильно и кринжово. Сразу чувствую себя
каким-нибудь лысеющим сорокалетним задротом, который до сих пор с
мамой по врачам ходит. Брр, аж противно.
Моника усмехнулась.
— Надо же, Гару, не знала, что ты переживаешь из-за боязни
показаться уязвимым. Я полагала, современных мужчин такое не
особенно беспокоит.
Тебе-то откуда знать, а? Тяночка моя худенькая, нецелованная и
далее по списку.
— Не знаю насчет остальных ничего, — заявил я, — но лично мне
будет неловко.
Она поправила волосы и чуть наклонилась ко мне.
— Хорошо, Гару, тогда не стану ранить твою мужественность. Пойду
решать вопросы с оплатой. Знаешь, нахожу удивительным, что это как
раз тебя не задевает.
— Ничуть, — заверил я ее, — у нас с тобой блага несправедливо
распределились при спавне, поэтому на такое я пойти готов. И даже
всячески приветствую.
Она закатила глаза и буквально втолкнула меня в кабинет.
Доктор Хагельман оказался смуглым дядькой лет сорока пяти. Лицом
он удивительно напоминал известного нынче актера Оскара Айзека.
Запомнил я его, потому как по этому Айзеку что Ленка, что Милка
кипятком ссались. Сам же к нему был равнодушен — мне больше по душе
другой Айзек, тот шкет, что в подвалах всяких мерзотных чудовищ
заплакивал насмерть.