– Евсеев, – подтвердил молодой человек и вдруг заупрямился. – Зачем мне на кафедру? Я говорить не собираюсь.
– Но вы же просили пару минут на несколько слов! – возмутился председатель.
– Просил, – согласно кивнул Евсеев. – Но эти слова я не скажу, а покажу.
И, развернув свой рулончик, оказавшийся самодельным плакатом, ловко и быстро пришпилил его к трибуне двумя кнопками. Плакат старославянской вязью, весело раскрашенный разноцветными фломастерами, бесшабашно оповещал всех: «Какой он патриот, если он пидар!»
Простодушный милицейский возглас, уже ставший афоризмом, произвел на зал, весь день старательно пытавшийся этот афоризм забыть, впечатление необычайное. Реакция была единодушной: все, без исключения, неудержимо захохотали! Нет, исключение все-таки было. В первом ряду в мраморной неподвижности сидел Марков.
Первой отсмеялась и опомнилась мобильная Сусанна Эрнестовна. Она сейчас была уже не Сусанна, а как бы неистовая Марианна, символ французской революции, на баррикадах. Только фригийского колпака не хватало. Зато баррикада была – ярко освещенная сцена. И враг был – нахальный мальчишка.
Она кинулась к трибуне, сорвала плакат, разорвала его пополам, бросила обрывки на пол и завопила:
– Мерзавец! Хулиган! Вот отсюда, вон!
– Я как раз и собрался сделать это, – не особо форсируя голос, но весьма и весьма отчетливо произнес мальчишка Евсеев. – Со всеми своими друзьями.
– Убирайтесь! Убирайтесь! Воздух чище будет! – не помня себя, надрывалась Сусанна.
– Насчет воздуха не знаю, – сказал Евсеев. – Но вам, милая дама, грозит странная участь: в ближайшее время вам предстоит стать главной героиней картины на библейский сюжет «Сусанна и старцы».
Он спрыгнул со сцены и пошел к выходу. За ним двинулись интеллектуалы.
– Объявляется перерыв! Перерыв! – прокричал в безнадеге председатель. Участники конференции сноровисто двинулись к дверям, и они невольно присоединились к неспешно покидающим зал интеллектуалам.