Но что касаемо овощей и фруктов – с превеликой радостью! Персики, огурцы, сельдерей, киви и клубника – всё ящиками, всё свежее, всё в оболочке и в упаковке!
Конечно, случались у нас некоторые неожиданности и случаи. К примеру, зимой было спать чуть-чуть холодновато. Отцу с сыном – им-то что! Батька (кулибин, матьевоёп) ленился печки топить – изобрёл для себя газово-кухонное отопление. Протянул до койки резиновый шланг, подпаливал горелки – и весь тёплый кайф шёл в постель, в обыкновенную резиновую грелку, которую отец с сыном всю ночь обнимали. Я же стучал зубами под тремя одеялами. Но жили мы дружно и весело!
Можно представить себе, как удивился и обрадовался мой друг, впервые озираясь в Берлине. Диковин здесь хватает, как впрочем, и ерунды разной. Вот, возьмём, шпермюль – отголосок прежней роскоши. Неутомимый Алекс, промчавшись по всем близлежащим окрестностям, затарился барахлом и мебелью на ближайшее столетие. Я намерен описать это восьмое чудо света, известное каждому приличному постсоветскому эмигранту, а также коварным и весёлым польским спекулянтам.
На улицах германских городов, в специально отведённых для этой цели местах, в определённые дни недели выставляются ненужные вещи. Исключительно сказочное место! Шпермюль!.. Это волшебное слово означает «крупные отходы». Сейчас Германия несколько поутихла, поприжалась. А раньше… – всё на улицу, без особой нужды. Меняют, к примеру, супруги свои жилищные условия и всё, нажитое непосильным трудом имущество, бережливые немцы отправляют на улицу.
– Нате, возьмите, босота! Пользуйтесь нашей отзывчивой добротой!
Туземцы, конечно, недолюбливают пришлый народ. Но фасон есть фасон! Всё старьё… cамолично… – вон из хаты! На радость и подбирание русским эмигрантам и шустрым польским барыгам. А в свежие квартиры едет весь новяк.
Старая мебель аккуратно разбирается, складывается в штабеля. Посуда, тарелочки, чашечки, ложечки – всё завернуто в бумажечки и сложено в коробочки. Берите, люди добрые, пользуйтесь! Нам этого уже не нужно!
Наличие у гитариста Саши одежды с усопших граждан Германии – это совсем другая статья. Её подгоняет друг, кочегар из местного крематория. Перед процедурой сжигания специалист раздевает покойных, а одежду складывает в кучку, для дальнейшей перепродажи. Для пока что живых полтавских перебежчиков. Так, по крайней мере, мне рассказывал Белых. Сильно сомневаюсь в достоверности его откровений. Врет! По-моему, печки в крематории топят одетыми жмурами. Не хватало ещё их баловать – раздевать, укладывать по-всякому! Тот же кочегар поведал, какие любопытные концерты они устраивают вместе с напарником. Непосредственно в процессе работы. Эта история звучит так: перед сожжением свежему трупу требуется перерезать сухожилия. В специальных местах – под коленками и под мышками. Чтобы покойного особенно не колбасило и не плющило – из-за того, что в печке довольно высокий градус. В общем, ни хрена они им не режут, а лучше берут пол-литра, цедят по стакану и включают пластинку с «Болеро» композитора Мориса Равеля. Проглотив по второму стакану, друзья смотрят в печное окошечко. Там, в жаркой печке, неживой человек с неподрезанными коленками выплясывает и кривляется под музычку знаменитого композитора-импрессиониста. Опять же, думаю, что истопник все-таки врёт. Но Санька с ним дружит! Веселый парень, этот сотрудник крематория, хотя и состоит при покойниках. К чему весь этот потешный рассказ? А к тому, что попроще стали жить в Германии. Они сами, на свою голову, придумали Евросоюз, призвали под свои знамена обломки Восточной части Европы – и попали. Делать нечего! Как говорил один неудачливый картежник, «попал?.. Терпи!».