Говорит Мухаммед, или, как мы его называем, Мишка, на всех европейских языках. Понимает и забавно чирикает на русском. А как красиво матерится, сукин сын:
–Боп таю мат! Дэнег нима – ды ты нах!
Славян, братьев наших меньших, а точнее, поляков – тьма! Яцек, Лешек, Збышек, Юрек, Томек. Хотите ещё? Пожалуйста: Казик, Дарек, Кшисек, Мартин. В эту компанию ненароком затесались японец Акиро, прекрасный контрабасист, а также чернокожий барабанщик, американец Ленжерс, всем в жизни довольный, вечносмеющийся и с кривыми, как у бультерьера, зубами. Все вышеперечисленные – конечно, мастера своего музыкантского дела. Все без исключения вылетели на улицу с большой эстрады. Спасибо вам большое, дорогой Михаил Сергеевич, как говорят с благоговейной дрожью в голосе Андрюша Макаревич и сытый, довольный жизнью Анастас Микоян по прозвищу Стас Намин. Они так говорят бывшему Генеральному секретарю КПСС, когда приглашают его на юбилейные концерты своих вокально-инструментальных ансамблей. Или ВИА по-другому. В благодарность за всё ненаглядного реформатора сажают в самую дальнюю ложу, подальше от людских глаз, под охрану десятка невидимых снайперов и автоматчиков с «калашами» за пазухой. Чтобы его ненароком не увидели приличные люди.
Болгарин Стефан, по-нашему Стёпка, приехал из Варны. Красивый, могучий мужик 50-ти лет. Кудрявая голова, бородища – как у лешего. Сильно смахивает на Карла Маркса в молодые годы. Играет, усталая его душа, на интересном инструменте. Он называется просто – гадулка. Полумандолина, полускрипка, которую лабух ставит на колено и ширкает по струнам смычком. Играет блаженно-благолепные мелодии и всякие другие импровизации, болгарско-турецкие наигрыши. Музыка очень красивая и необычная, славянско-восточного лада. Завораживает и терзает души трогательными, заунывными звуками. Публика слушает, замерев, с широко раскрытыми глазами. Стоят, не шелохнутся, как под гипнозом. Просто шаманство какое-то, а не музыка. Камлает Стефан, а не играет. Колдует, понимаешь, чародей болгарский.
А случилось с ним вот чего! Давным-давно, при Коммуне, его позвали на гастроли гэдээровские рок-н-ролльщики. Те налегают на гитарный рок, а Стёпка тут же засаживает на гадулке свои колдовские, потусторонние соляги! Народ стонал от восторга! Я эту разнузданную фантастику слышал на СД, их у Стефана 5 штук записано, и все разные. От болгарских деревенских частушек до тяжёлого хардика – хард-рока. Вскоре Коммуну с восторгом прикончили. Под трескучий фейерверк и радостные вопли осчастливленных обывателей поломали, казалось бы, нерушимые берлинские стенки. Зажили по-новому. Кончился треск, шум и блеск – людям стало всё это безразлично. Интересную музыку успешно похерили, рок-н-ролльные концерты скоропостижно загнулись. Артисты расползлись кто куда. Стёпка в полном огорчении сидит и смыкает на улице. Один. Без ансамбля. Без рок-группы.