И является трем волхвам,
путеводным лучом сияя,
та звезда – и, дойдя до края,
время делится пополам.
>* * *
Оттепель. Зимнее солнцестоянье.
Дух согревают пунш и имбирь.
Свадебным гимном соединяя
прошлое с будущим, старый снегирь
ищет привычные очертанья
в небе ночном, где отныне пустырь.
Словно ответа в этой вселенной
ждет он и вновь посылает вовне
песню, подобную флейте военной,
смерть одолевший в честной войне.
Ждет, когда вспыхнет звезда, и победный
возглас раздастся в немой вышине.
>* * *
Возвращайся, мой блудный сын,
непослушливый сын-приблуда.
Дом ослаб, и очаг остыл.
Но в овине творится чудо.
Возвращайся путем зерна,
как склевавшая зерна птица.
Ждет тебя у печи жена,
до заутрени молодится.
Возвращайся, а я врата
отворю в ожиданье встречи,
замечая, как изо рта
теплый пар летит человечий.
>* * *
Где Рождество, там елочные ясли,
животных неразгаданный язык.
Роженица молчит – но очи ясны.
И даже Ирод истину постиг.
Отныне против силы будет сила
и над земною властью будет власть.
И валит из трубы неторопливо
молочный пар, вздымаясь и клубясь.
>* * *
Новогодний воздух, пропахший серой.
Грохот стоит такой, что дрожат билборды.
Завывают сиреной рено и форды.
Снег сверкает огнями, хоть сам он серый.
Связь прерывается, перегрузка линий.
И, должно быть, далекому абоненту
больше нечего сообщить в полночь эту
такого, чтоб голос не превратился в иней.
>* * *
О, зимние грозы,
без ливней, без молний.
Приходят, как слезы,
но только безмолвней.
Приходят, как дети,
без бури и грома,
как будто на свете
давно все знакомо.
Приходят, как строки
с простыми словами,
последние сроки
свершая над нами.
>* * *
Когда Бог проснется и из дымчатой перины рококо
взглянет на то, что снизу под ним творится,
кто-то, возможно, вздрогнет, перекрестится —
но не я, ибо иго мне благо, и бремя мое легко.
Я отвечу тогда вседержителю спокойно и смело:
соединить любовь и смертоносный рок
ты хорошо придумал – но не уберег
ни одного целого дышащего живого тела.
И хотя кровь моя не остыла, и взор еще не поник,
одолевая стужу и стыд ребячий,
в дымчатом зеркале вырос уже двойник —
и молча в упор на меня глядит, страшный и настоящий.
>* * *
Христианское небо паук-крестовик
заплетал, ядовитый освоив язык.
Паутину свою как единственный дом
Вифлеемской звездой украшал и крестом,
чтоб воздушные твари, свершая полёт,
очищались от плоти в узорах тенёт.