А Томас Лонг пытается крикнуть:
«Нет! Какая эвтаназия? Снимите с меня эту дурацкую маску! Я хочу жить! Мне совсем не больно, вы вдвоём что-то напутали!»
Но они не понимают его и – и уже готовят инъекцию, избавляющую от мучений такой ущербной жизни.
Почувствовав в своём теле иглу шприца, Томас Лонг просыпается…
Поначалу ему ничего не было видно, в его глазах был густой туман, но когда он совладал с реальностью, то стал воссоздавать в памяти случившееся с ним сегодня утром – хотя после сна само утро казалось уже вчерашним.
Он вспомнил про карлика и лошадь, про увольнение, про посещение мистического магазина с печальной колдуньей и странной, смертной его аурой.
И про другой мистический магазин с антиквариатом тоже вспомнил – и тут же достал из портфеля золотую чашу, поставил её на стол, сел рядом и стал размышлять.
В произошедшее верилось с трудом, столь сильное чувство ирреальности окружающего мира посетило его впервые.
Ни сверхъестественные свойства чаши, ни обнаружившаяся способность Томаса Лонга к банальному воровству, хотя бы и непроизвольному, не находили рациональных объяснений.
Томас Лонг взял чашу в руки: она была совсем лёгкая, будто сделана не из золота вовсе, а из пластика.
На дне её был выгравирован кружевной вензель с переплетёнными латинскими буквами «С» и «M».
Из чистого любопытства он поставил её на свои напольные электронные весы, при помощи которых ежедневно контролировал свой вес.
Весы стали выдавать какой-то странный набор чисел: 31, потом 41, 59, 265, дошли до максимума, позволенного электронному табло, а потом уверенно застыли на нуле.
«Что за ерунда!» – подумал растерявшийся Томас Лонг, снял с весов чашу и встал на них сам.
Весы продолжали показывать нулевую отметку.
«Ну вот, теперь и весы сломались!» – подумал он и похолодел, вспомнив про случай с фотографированием ауры.
Он поставил на весы первое что попалось на глаза – литровую бутылку виски – и цифры безошибочно показали положенные три фунта веса.
«Должно быть, эта чаша обладает каким-то магнетизмом, сверхпроводимостью, которая изменяет массу и свою, и того, кто к ней прикасается», – подумал Томас Лонг.
Внутри чаши металл был отполирован, и Томас Лонг увидел своё искривлённое отражение: его лицо выглядело длинным и вытянутым.
«Какой я, однако, нелепый…» – сказал он вслух и удивился тому, что именно таким тембром голоса говорила лошадь в его ночном полусне-полувидении.