– Не-а. Я вчера пьяный был. Сильно пьяный. – И, как бы оправдываясь, пояснил. – «Алик» я. С тридцатилетним стажем.
Спихнул, значит, все свои прегрешения на сорокоградусного козла отпущения и облегченно вздохнул.
– Это же надо так напиться, чтобы прозевать конец света! – всплеснул руками Владимир.
– Какой конец света! Ты, парень, завязывай издеваться.
– А ты думаешь, летчики свои самолеты от нечего делать в этой глуши посадили? Особенно тот, что на брюхе лежит. Скучно им стало просто так летать, вот и решили поразвлечься, да?
Мужичок в раздумье почесал свою голову. Хорошо так почесал, обстоятельно – аж перхоть столбом.
– Дела, – наконец мучительно протянул он, поверив. – Ну дела. Лучше б я сдох. Где же теперь похмелиться?
– Да ты что! – возмутился я. Столько людей погибло, и твои близкие тоже, между прочим. А он – похмелиться.
– Так нету у меня близких. Кто помер, с кем разошелся. Так что роднее водки никого у меня не осталось. А ты, чем мораль читать, лучше бы рассказал поподробнее, что случилось.
На мое скорбное повествование мужичок отреагировал тоже весьма своеобразно:
– Ну вот, дождались! Хрен теперь заграница нам поможет. В кои веки русскому мужику самому выкручиваться придется.
– Видишь толпу, – охладил его пыл Владимир. – Из них русских и двухсот человек не наберется. Остальные – бывшие иностранцы.
– Почему бывшие?
– А потому, что нет теперь ни русских, ни немцев, ни французов. Остались только жертвы конца света.
Они двинулись к самолету, в котором Мюррей наладил перепись колонистов, в первую очередь интересуясь родом занятий.
– Кукуманя я, Григорий, – немного смущаясь, сообщил мужичок. – А вот насчет профессии ничего определенного сказать не могу. В колхозе трактористом работал, в городе – слесарем, бочки клепал, выдувал стекло разное.
– А что бы ты у нас хотел делать? – спросил, заинтригованный такой разносторонностью, Мюррей.
– А что угодно, если без ученых выкрутасов. В ядреной физике и прочих сопроматах я не силен, зато со всякой человеческой работой справлюсь запросто.
Как показало время, Кукуманя не хвастался. Он принадлежал к тому, не столь редкому типу русского человека, который в трезвом виде мог выполнить любое задание, не требующее университетского образования. И если в каком-то деле не было узких специалистов – а их не было почти всегда – Григорий храбро брался за него и с блеском доводил до победного конца.