Век-мичуринец гибриды
сочиняет сам не свой.
Человеческой корриды
дух витает чумовой.
От столицы до окраин
небо в молниях висит.
Каин, Авель, Авель, Каин —
кто убил и кто убит?
Мир гибрид, война гибридна,
правит бал ангелобес
и за тучами не видно,
как горит небесный лес.
Панацеей или ядом
наливаются цветы?
Время тянется за взглядом
полоумной слепоты.
Хрипнет песня, рвётся голос,
сохнет порох в колобке,
чёрт покручивает волос,
ржавый меч на волоске.
Молочным зубом день повис на нитке,
попрятались по ракушкам улитки,
по гнёздам птицы, люди по домам.
Теней на стенах танец неприкаян,
как будто ищет брата бедный Каин,
чтобы, как прежде, всё напополам.
Он говорит отцу, что он не сторож,
ищи, мол, сам. А совести заморыш
ломóть преломит – не с кем разделить.
Он станет сеять хлеб, пасти скотину,
забудет, как делить наполовину,
завьёт верёвочкой связующую нить.
Листок календаря шуршит в потёмках,
былое отражается в потомках,
потомки – в лужах, сэлфи, зеркалах.
Посмотришь на себя – в глазах двоится,
над братьями витает смерти птица,
голодные птенцы пищат в углах.
И остаётся только жить и плакать,
и памяти месить слепую слякоть,
и горе пить, и боли не избыть,
и обжигаться о мороза треск и пламя,
и мякоть света ощущать губами,
и Каина случайно не убить.