1 июля я вышел, чтобы спуститься по реке на правительственном пароходе в Локоджу, в надежде, что изменение обстановки, улучшенная еда и комфорт, поставят меня на ноги. Там мою кровь исследовали под микроскопом, что выявило сильное заражение маленькими демонами черных лихорадки. Использование микроскопа, недавно введенного в медицинскую практику страны, является неоценимым благом; микроскоп – очень мощный инструмент в борьбе с африканскими лихорадками. При осмотре крови врач сразу же может узнать, имеет ли пациент малярию или нет, или, как прогрессирует болезнь или выздоровление. Я помню, как однажды в Майфони, доктор Блэр, который осматривал меня, предсказал наступление лихорадки за два часа до того, как я это почувствовал, и поэтому благодаря оперативному приему дозы хинина я быстрее оправился, чем если бы выявил болезнь позже.
Но, вернемся к событиям, о которых я сейчас пишу. Приятный месяц был проведен мной в Локодже в доме майора Меррика, чья доброта и гостеприимство помогли мне лучше, чем медицина, и каждый день я был счастлив, ощущая, что восстанавливаюсь. Помимо моего желания вылечиться, другая причина заставила меня вернуться в Локоджу. Я хотел вернуть упущенное время, пройдя по любому маршруту, с помощью которого я мог бы догнать своих спутников, выбрав тот, который обещал бы наибольший интерес исследователю.
Я выбрал маршрут через холмы Кеффи и Панда, которые образуют западный конец горного плато Северной Нигерии; отчасти потому, что я уже работал в регионе Бену; и отчасти потому, что горный регион всегда тянет зоолога призывом оценить шансы на открытие редких или неизвестных науке местных форм. Кроме того, здесь меньше вероятности, что этот район был уже обследован предыдущими путешественниками из-за естественных трудностей, которые возникают на пути исследователя.
Я взял с собой эскорт из двух солдат и тридцать два носильщика, из которых я нарочно нанял 16 человек из племени нуп и 16 из племени хауса; народы которых хорошо уживаются друг с другом, поскольку носильщики из разных племен склонны устраивать ссоры на марше, будучи на службе у белого человека. Также меня сопровождал еще один хауса в качестве проводника-переводчика. Он, как и почти все местные переводчики, нуждался в повышенном контроле. Хауса умные и хитрые, а своим даром болтать языком, лестью и симуляциями держат белого человека в невольной зависимости, если последний не понимает местного языка. Пользуясь своим, как им кажется, привилегированным положением, хауса-переводчики часто злоупотребляют полномочиями, которые получают от белого человека, и совершают всевозможные вымогательства и шантаж по отношению к аборигенам. Часто переводчик отправляется к вождю деревни, и от имени своего хозяина требует овцу или козу, а то и более дорогостоящее имущество, которое он тайно присваивает себе. Конечно, это наносит сильный вред репутации белого человека, который, как следствие, считается туземцами жестоким тираном. Между тем, переводчик, которого чрезвычайно трудно поймать за руку при совершении подобных преступлений, наживается на подобном «бизнесе», покупает лошадей и жен, и считается у соплеменников «большим человеком».