Винна, зевая, грустно смотрела на удаляющуюся избушку и ежилась от холодка по спине. Впереди ждала страшная местность Зарья земли Телля, опоясавшая весь юг Моря, до самых западных гор Мара и восточной пустыни; посреди которой, на горе Зарья, стоял замок колдуна Алдура, – злобного и циничного разрушителя деревенских домов и превращателя невинных граждан в лягушек. Винне очень хотелось вернуться домой, снять с избушки замок и накрыться теплым одеялом в мягкой кроватке, и думать, что Папарик все сделает, как надо, однако тут же становилось очень стыдно, особенно перед стариком-бобром, и Винна мужественно куталась в плащ и особо туго перевязывала шарфы.
Так прошел день, и ночь, а потом и еще три дня и три ночи, а потом и вовсе неделя, и они приплыли к устью крохотной речки Татья, что впадала в Море отдельно от остальных товарок, стремившихся поскорее влиться в полноводную Рарну. Там они долго препирались с ежами-сборщиками пошлин на предмет того, что не везли никакого товару, оттого и должны были проходить бесплатно. Винна порадовалась, что бобер заставил ее вернуть большую часть снаряжения, которое ежи наверняка приняли бы за партию запасов для лесных жителей, и даже утихомирила всех спорщиков, отдав ежам чайник. Те подозрительно обнюхали его, но плыть дальше все же разрешили.
Винна и бобер еще долго обсуждали нравы в среде сборщиков пошлин и ежей вообще и пришли к выводу, что на всем свете это наипервейшие взяточники.
Плыть вверх по течению Татьи было нелегко, лодка иногда начинала жалобно скрипеть, и тогда приходилось бобру и Винне налегать ей в помощь на весла. Сама речушка была шириной в две-три телеги, и деревья сплелись над ней в один полутемный зеленый тоннель, со всех стен которого то и дело свешивались местные жители, а то и вовсе проходящий сброд, и предлагали на обмен всяческую утварь и съестные припасы. Бобер и Винна в ответ молчали, как и положено суровым северным островитянам, не желающим ни с кем входить в общение, и тем более менять сыр на потрепанные сковородки. Изредка только Винна не выдерживала и начинала хихикать, подталкивая бобра в бок, на что тот шикал и сохранял островитянски-невозмутимое выражение морды.
Через неделю на их пути начали попадаться первые прибрежные деревушки, то выстроенные прямо в дуплах и на ветвях, то срубленные и покрытые крышами, на пристанях все больше толпилось народу, и все чаще случалось так, что три-четыре лодки встречались на речке и долго расходились под беззлобные перепалки хозяев.