– Что, завтракать собрались?
– И ты с нами…
– Кто у вас там? – Надежда Васильевна кивнула на холмик с грязной одеждой.
– Подкидыш это, – вступил в разговор Степан Семёнович. Подкинули нам, а я привёл к вам.
– Кто подкинул?
– Не знаем. Может ЦРУ, – попытался пошутить Семёныч, но встретив взгляд Надежды Васильевны, осёкся.
Узнав суть дела, Надежда Васильевна быстро прошла в комнату и села напротив Фёдора.
– Не спрашивай его ни о чём пока, – крикнул Кузьмич с веранды, – пусть поест сначала, и сама покушай, – Кузьмич подмигнул Степану Семёнычу, разложил еду на тарелки, а на огонь водрузил чайник. Надежда Васильевна не ела. Она смотрела, как мужчина, одетый в Кузьмичёвы лохмотья, протягивает руку к хлебу, подносит ко рту, и будто что-то вспыхивает в нем. Ничем не замутнённый восторг разливается по лицу, и через мгновение его рот уже забит. Надежда подсунула ему свою тарелку и шепнула Кузьмичу:
– Сходи-ка за салом, и медку принеси, – и к хлебу вот уже пристраивается толсто нарезанное сало, в стаканы разливается чай, а мёд сияет в глиняной салатнице.
– Выйдем, – Васильевна кивнула мужу, – Ваня, откуда он?
– Не знаю.
– Как можем взять, если не знаем?
– Да оттуда же, откуда и мы.
– Философствуешь. А если ищут его?
– Если ищут – найдут. Не приютить не можем. Уже помыли.
– Ну, раз помыли… – Надежда улыбнулась, – ладно, пусть поживёт, комната Антона всё равно пустует. А с Манькой как? Ты со Степаном договорился?
– Да. Сейчас пойдёт за инструментом, – Кузьмич громко крикнул – Семёныч! Козу резать пора!
– Иду, – Степан Семёнович не мог оторваться от третьей чашки с чаем, потел и подмигивал Фёдору, – помирает Манька. Пока не померла, зарезать надо. Ты, небось, городской, тебе впервой будет, не смотри.
Фёдор встал из-за стола и неуверенно вышел во двор. Было ветрено и жарко. Опять собирался дождь.
– А где коза? – спросил он у хозяина, – хочу посмотреть.
– А что на неё смотреть, коза и коза. Вон, за той дверцей.
Манька, ещё вчера жалобно блеявшая, сейчас притихла и лежала на соломе. Ничего хорошего не предвещал ей наступивший день после мучительной ночи. Фёдор присел рядом с Манькой на корточки. Она втянула воздух. Запахло Кузьмичём и ещё кем-то незнакомым, но страшно ей не было. Страшно было от того, что по крупицам вытекала из неё жизнь, и ничего с этим поделать было нельзя, только ждать. Рога у Маньки были небольшие, так и не выросли, глаза жёлтые, разделённые надвое зрачком. Кузьмич иногда называл её «рептилией» и «упырём», но она не обижалась. Была она белая с небольшим чёрным пятном на боку. Дышала тяжело и живот не спадал, а даже наоборот, раздувался, и казалось, что коза очень скоро превратится в воздушный шарик и взлетит. Фёдор дотронулся до её головы. Она никак не отреагировала.