Параллельно с этим, пока поэт едет на юг, петербургская цензура разрешает его поэму «Руслан и Людмила», о чем он в свое время тоже узнает.
Интересно проследить и то, как Пушкин в этой поездке обретает не философский, а чисто внешний материал для своих будущих произведений. Например, в дороге ему встречается человек, побывавший в плену у горцев на Кавказе. Это еще далеко не «Кавказский пленник», но, возможно, первый аргумент за то, что поэма будет написана. Может быть, на этом пути Пушкин встретился и с цыганами, и с горцами, и с другими людьми, которых он никогда не видел и не знал. Всё это обобщается в стихотворении «Я видел Азии бесплодные пределы…».
В Екатеринославе поэт становится свидетелем странного эпизода, когда через Днепр переплывают два скованных цепью невольника, бежавшие из тюрьмы. Может быть, здесь мерцают будущие «Братья разбойники», неоконченная поэма. Здесь же, в Екатеринославе, он купается в Днепре, заболевает лихорадкой и находится в совершенно жалком положении в домике на окраине города, где его застают Раевские.
Генерал Раевский с дочерьми приезжает на юг и вызволяет Пушкина из этого ужаса – тот почти умирает. Они приводят к нему доктора Рудыковского, вылечивают – и поэт может продолжать путь. Это очень заметный эпизод в жизни Александра Сергеевича, хотя мы не знаем, каким еще образом он отразился в его биографии. Но совершенно ясно, что он крайне заинтересован дочерьми Раевского, ему очень приятно быть в семье героя 1812 года. И понятно, что когда они приезжают на Кавказ, Пушкин чувствует страшно важное для себя освобождение от петербургской скованности, уход от этикета. Он, по существу, действительно первый раз в жизни становится вольным поэтом.
Снежные горы Кавказа
Ничто не проходит мимо его творчества, всё приходит в свое упорядоченное поэтическое соображение. В частности, Пушкин замечает на подъезде к Кавказским горам, где-то в районе Ставрополя, на горизонте странные неподвижные тучи, которые при приближении оказываются снежными горами Кавказа. То, что он принимает снежные горы за облака, – чрезвычайно важно для его дальнейшего творчества.
Вот, скажем, в «Кавказском пленнике» он прямо пишет:
Великолепные картины!
Престолы вечные снегов,
Очам казались их вершины
Недвижной цепью облаков…
Кавказский пленник наблюдает за цепью облаков, но это не облака, они лишь кажутся ему облаками. На самом деле, у этих стихов и у писем Пушкина брату в Петербург есть еще одна странная особенность: дело в том, что поэт приезжает на Кавказ как в некое искушающее пространство. Пространство, которое должно повернуть его жизнь полностью. И здесь эти горы, они же облака, напоминают Пушкину известный библейский сюжет: когда Моисей водит свой народ по пустыне, путь ему указывает облачный столп, вслед за которым пророк и ведет людей. И вот, по-видимому, поэт замечает облака именно в этом же самом контексте – как вступление в некое судьбоносное пространство, Кавказ.