ЛОРА
11 августа 1999-го
Кит пошел к полицейской будке, а я побрела по следу из монет к запертым трейлерам. К ближайшему из них устало прислонилась старая карусельная лошадка, будто она отчаянно скакала прочь в надежде сбежать из своей крутящейся тюрьмы и в конце концов выбилась из сил. На боку у нее от руки было написано «Элоиза». За трейлером слышался шум.
– Привет, это ваше? – спросила я, заглянув внутрь.
Кошелек чуть не выпал у меня из рук.
Женщина лежала вниз лицом с задранным подолом – на первый взгляд это была длинная юбка. Парень сверху. Вроде ничего такого, мы с Китом сто раз так делали. Но лица… Застывшие, замороженные, я никогда в жизни таких не видела. Он изгибался, как кобра, прищуренные глаза бессмысленно блуждали, губы скривились в рычании, в уголках кипела пена – темный оскал страсти, невиданной мною прежде. Страшный тошнотворный смысл того, что происходило, стал ясен мне, как только я взглянула в лицо девушки. Она смотрела прямо на меня широко раскрытыми глазами. По щекам размазалась потекшая тушь. Скрюченные пальцы взрыхлили землю. На лице застыл животный ужас. Из одной ноздри текла слизь, к которой налипли грязь и обрывки прелой листвы; похоже, девушку изо всех сил вжали в землю. Я сразу поняла, что происходит. Гадкое, невыносимое слово вспыхнуло в голове, как будто написанное на стене крупными красными буквами, слишком огромными, чтобы прочесть, слишком страшными, чтобы произнести.
– Боже! – Говорят, что кровь стынет в жилах, но меня, наоборот, будто ошпарили. – Что с тобой?
Идиотский вопрос.
Услышав мой голос, парень повернулся, на мгновение вперив в меня зверский взгляд. Я попятилась и охнула, ощутив за спиной холодную стену трейлера. Не знаю, сколько мы так простояли. Может, секунд тридцать. Знаю только, что между тем, как я все это видела и смогла взять себя в руки, зияет огромная воронка, как после взрыва.
– Ох, простите! – сказал он. – Неловко вышло. С ней все в порядке. Ведь так?
Девушка смотрела на меня молча, даже не сделав попытки утереть лицо. Он слез с нее, и от его члена потянулась тонкая молочно-белая нить, оборвавшаяся, когда наготу скрыли натянутые штаны. Парень поднялся. Весь его вид (а выглядел он вполне чистым) – куртка с капюшоном и джинсы – был удручающе обычным. Светло-каштановые волосы, уложенные гелем, торчали иголками.